Записки провинциального священника

Экономцев Игорь

— Да, конечно.

— Его описания я не видел. И если бы даже видел... Объяснить этим совпадение контуров, наверное, невозможно. А ведь они совпали?

— С абсолютной точностью, как бы ни казалось это невероятным.

— Мы плохо знаем возможности человека и недооцениваем силу Божию.

— Согласен, отец Иоанн. Перед вами Фома неверующий. Мне нужно было бы увидеть раны в теле Христа и вложить в них персты, чтобы уверовать в Бога. Что же, у каждого свой путь к Нему. Мой путь — через этот храм, через встречу с вами, через архангела Михаила. Благодарю Бога за то, что Он дал мне возможность увидеть уникальные фрески и помог преодолеть искушение. Гениальный художник, расписавший храм Преображения,

не оставил нам своего имени, потому что считал себя инструментом Святого Духа. А я возомнил о себе бог знает что! Великое открытие сделал! Какая ерунда! фрески сами себя открывают тому, кому нужно и когда нужно. Сейчас в этом храме они открыли себя вам и больше пока никому. Значит, не пришло время. И не мне решать, когда оно придет. Вот почему, отец Иоанн, я написал два заключения: одно — для вас, в нем изложено все как есть, и второе для тех, кто ищет предлог для закрытия храма. Там указано, что в результате тщательной экспертизы в Преображенском соборе города Сарска никаких росписей, представляющих исторический и культурологический интерес, не обнаружено. Вы можете теперь реставрировать интерьер храма так, как считаете необходимым. Что же касается раскрытого мною архангельского чина, то я его вновь закрыл известковым раствором. До поры до времени. Вы правы, отец Иоанн, Господь вершит свою волю через людей, и я рад, что постиг свое призвание и нашел силы исполнить его. Благословите меня.

Анатолий Захарович с непривычки неловко сложил руки для благословения, и я, осенив его крестным знамением, трижды поцеловал.

1 ноября

В городе появились афиши, извещавшие о предстоящей премьере спектакля «Под знаком Креста». Автор пьесы — Вадим Бурков. Афиши выглядели вполне благопристойно — купола соборов Троице-Сергиевой лавры, кресты, монахи в клобуках. Ни малейшего намека на карикатуру. Одним словом, серьезная пьеса, настоящая литература!

Репетиции проходили почти ежедневно — об этом меня информировал Виктор, но, по его словам, не все на них шло гладко. Между актерами и автором пьесы возникали острые перепалки. Вадим не скрывал своего недовольства исполнением пьесы и явно давал понять, что провинциальная труппа неспособна понять глубокий смысл его творения. В этой ситуации актеры не нашли ничего лучшего, как апеллировать к моему мнению, и, видимо, не без подсказки Виктора почти в полном составе пришли в храм.

Режиссер Юрий Николаевич был в темном парадном костюме и строгом галстуке — не думаю, что он в таком виде появлялся даже на премьерах. Вероятно, поэтому он чувствовал себя очень скованно. В таком же положении оказались и актрисы. Стремясь преодолеть напряженность, я провел их в подклеть храма, где усилиями Петра и Андрея была оборудована комната для прихожан, усадил за стол и предложил чаю. Режиссер представил мне актеров. Постепенно обстановка разрядилась. Юрий Николаевич попросил разрешения снять стеснявшие его пиджак и галстук, после чего обрел наконец способность к непринужденной беседе.

— Отец Иоанн, — спросил он, — вас не шокирует наше появление в храме?

— Почему оно должно шокировать меня?

— Репутация актеров в глазах Церкви никогда не была высокой...

— Я бы не стал говорить столь категорично. Актеры бывают разные. Впрочем, Церковь открыта для всех, даже для представителей еще более древней профессии, чем ваша.

— Если те приходят с покаянием...

— Да, конечно.

— Но не кажется ли вам, что и моя профессия, и ваша, и та, которую вы назвали еще более древней, чем моя (я с этим не вполне согласен), когда-то были одной? Специализация началась позднее...

— Если под «моей» профессией вы имеете в виду языческое

жречество, то пожалуй. Однако в этом случае сюда следовало бы включить и все остальные профессии — врача-целителя, поэта, музыканта, астронома, математика... Подчеркиваю, если вы имеете в виду под «моей» профессией языческое жречество, ибо христианское священство — это качественно новое явление.

— В чем же заключается его новизна?

— В разрыве с магической природой древней «прапрофессии».

— Магической природой?

— Именно. Весь смысл, вся суть этой «прапрофессии» заключались в магическом воздействии на человека и природу, в обретении власти над ними...

— А как обстоит дело сейчас?

— Так же, Юрий Николаевич, как и обстояло. Только магическая природа современного искусства и науки тщательно скрыта, замаскирована.

— Вы говорите так, как будто во всем этом есть чей-то умысел...

— Разумеется.

— Хорошо, возьмем самую абстрактную и чистую науку — математику. В чем же ее магическая природа?

— В числе.

— Не понимаю.

— Почитайте внимательно древние мифы. Для них очень характерен один любопытный сюжет — герой упорно стремится узнать секретное, сокровенное имя своего врага или соперника. Узнать его имя значит получить власть над ним. Число, формула также есть знак, зная который можно получить власть над человеком или природой.

— Оставим математику. Что вы скажете о театре?

— А тут, Юрий Николаевич, и говорить нечего, — вступила в разговор актриса, которая, как я понял, должна была исполнять в пьесе Вадима роль Наташи. — Чистая магия и колдовство! Разве мы не жаждем больше всего на свете власти над зрителем, не славы как таковой, а именно власти? Мы упиваемся ею. Мы высасываем энергию из зрителей, как вампиры!

— Ну, ты скажешь, Надежда! — возмутились ее коллеги. Против магической природы театра они не возражали и против упоения властью тоже, но сравнение с вампирами им не понравилось.

— Отец Иоанн, — обратился ко мне Юрий Николаевич, — но вы ведь не будете отрицать, что православное богослужение в конечном счете также театральное представление. Оно имеет свой сценарий, актеров-жрецов и хор, правый и левый, как и положено в античном театре.

— Да, храм имеет все внешние атрибуты театра, за исключением самого главного: в нем нет игры. Действо, совершаемое в храме, имеет онтологический характер, оно первично, а наша жизнь вторична по отношению к нему, она — его отражение. Что касается энергии, о которой говорила Надежда Павловна, то храм перенасыщен ею. Она дается даром, в избытке, дается всем. Берите, сколько способны вместить, нет никакой необходимости похищать ее у других.

— Если я правильно понял, — спросил Юрий Николаевич, — вы не приемлете сам принцип игры?

— Я не приемлю игр в храме, игр с Богом. А в принципе это сложный вопрос. Безобидные и радостные игры детей — почему бы нет? Тем более что это самый легкий и эффективный способ постижения трудной науки жизни. И не только дети.... Играют звери, играют ангелы. На самом деле ангелы совсем не такие, как мы их себе представляем. Они наделены тонким чувством юмора, любят шутить.

— Любопытно. У меня такое впечатление, что вы общаетесь с ними ежедневно.

— Конечно. Мы все общаемся с ними ежедневно, только не всегда сознаем это. А мне к тому же приходится общаться с ними и по долгу службы.

— Вы говорите это в шутку или всерьез?

— В каждой шутке есть доля истины.

— Значит, ангелы играют и шутят... Но играют и падшие ангелы...

— Да, играют, только иначе. Они ведут злую, кощунственную игру, строят козни и ловушки, создают губительные миражи. Такую игру я не приемлю.

— Выходит, театр как вид искусства вы не отрицаете?