Записки русской гейши

Широкова Юлия

Я замечаю, что он не только напелся, но и напился, что меня не радует, так как пьяный он становится агрессивным. Я прошу его заказать мне пива, но он делает вид, что не слышит меня. В этот момент мимо нашего столика проходит Маринка, понимая, что он её не заказал, она смотрит на него с упрёком, делая вид, что расстроена. Заяц переключает своё внимание — пока она стоит на сцене, рядом с поющим гостем, он смотрит на неё влюблёнными глазами, а потом рассказывает мне какая она красавица, какое у неё прекрасное тело — ни килограмма лишнего, и в свои двадцать пять она выглядит всего лишь на двадцать.

— Ей двадцать шесть, а выглядит она, на мой взгляд, на двадцать

два — двадцать три.

Заяц, не обращая внимания на мои слова, ещё несколько раз повторяет, что в свои двадцать пять она выглядит на двадцать…

Потом ему захотелось танцевать и, схватив меня за руку, он пытается вытащить меня из-за стола. Ну, уж нет — фигушки! Заяц танцует, выставляя на посмешище и себя, и свою партнёршу. Вцепившись в спинку дивана, я наотрез отказываюсь встать, тогда Заяц начинает танцевать в одиночестве, хотя, не знаю, можно ли это назвать танцем — он похож на человека, который бежит на месте, при чём такими мелкими, семенящими шажками. Запыхавшись, он плюхается на диван и пьёт чай.

— Закажи Маринку, — советую я, — она любит с тобой танцевать.

В ответ Заяц, со всей силы, хватает меня за нос. В ту же секунду я, тоже со всей силы, врезаю ему кулаком в глаз. Он отпускает мой нос, и следующие полминуты мы сидим тихо, в шоке друг от друга. Потом украдкой оглядываемся по сторонам, проверяя, есть ли свидетели безумного инцидента. Кажется, нам повезло — все занимаются своими делами, не глядя на нас.

— Больно же! — говорит Заяц обиженно.

— А мне нет?

Мы ещё минуту молчим, обдумывая своё поведение, а потом я прошу у него разрешения заказать себе пива — он разрешает. А когда стаф подходит к нашему столику, чтобы принять заказ, я набираюсь наглости, и прошу разрешения заказать ещё французский хлеб с красной икрой — Заяц и на этот раз не возражает. Когда приносят заказ, он кладёт седую голову мне на плечо и засыпает, а я ем бутерброды, пью пиво и стараюсь особо не шевелиться, чтобы не разбудить спящего старика.

— Отлично работаешь, Джулия! Молодец!

Мужчину, крикнувшего мне это, зовут Аджока — один из самых богатых и постоянных клиентов. Он никогда не был моим гостем, но я его хорошо знаю и очень не люблю. С ним связана одна скандальная история…

Два года назад Аджока приходил в клуб ежедневно к 20.30 вместе со своей девятнадцати летней любовницей и почти всё время сидел до закрытия клуба. Отсаживать её за другие столики, он запрещал. Жила она у него дома. Через пять месяцев она сошла с ума от этой удушающей любви. Она сбежала от него и стала бродить по городу, но ей начало мерещится, что её пятидесяти шести летний любовник преследует её вместе с переодетыми в полицейскую форму чертями. Тогда она зашла в какой-то ресторан и, на глазах у обедающих там людей, розочкой от разбитой бутылки перерезала себе горло и вены на руках. К счастью, раны оказались не смертельными — её кое-как залечили, и Аджока отправил её домой к родителям, посадив с ней в самолёт, на всякий случай в качестве сопровождающего, одного из своих служащих.

За несколько дней до случившегося, я и эта девушка отдыхали вдвоём на вэтинге, и она почему-то заговорила со мной об Аджоке, хотя я не относилась к числу её подруг, но, наверное, ей необходимо было выговориться…

— Так не хочется лишаться своих иллюзий, так не хочется замечать, что он такой же как они все… Но что же делать? Не могу же я сидеть, закрыв глаза и уши, чтобы не видеть, не слышать и не осознавать, как я ошиблась, полюбив этого человека?.. — сказала она тогда.

Девчонки спорили между

собой, как скоро он оправится от потрясения и снова придёт в клуб. Он пришёл в тот же день, когда посадил свою сошедшую с ума подругу на самолёт. Клуб был полупустой — почти все девчонки отдыхали на вэтинге, поэтому, как только он вошёл, то был сразу всеми замечен. Раздались крики и громкие аплодисменты — таким образом, мы приветствовали человека своим поступком подтвердившего всё самое плохое, что все мы думали о мужчинах.

Заяц просыпается так же неожиданно, как заснул. Сразу же просит счёт, расплачивается и уходит, не попрощавшись — как обычно.

Народу в клубе заметно поубавилось, Ишиваки больше не к кому меня подсадить, и я отправляюсь на вэтинг, где уже сидит около дюжины девчонок. Кто-то просит Ишиваки выключить кондиционер, из-за которого мы все мёрзнем и простужаемся, но тот не обращает внимания на просьбу. Конечно — клиенты важнее, а они приходят в клуб в пиджаках, им ведь не нужно завлекать кого-то голыми плечами и декольте, поэтому им, в отличие от нас, не холодно, а жарко.

Кити — любовница Чубчика, рассказывает всем (уже в который раз!) о том, как она его безумно любит: за его мудрость, за его сильный характер, за то, что он настоящий мужчина. Девчонки слушают скептически.

Я пытаюсь дозвониться до своего любовника, чтобы узнать, когда он собирается прийти в клуб — до закрытия остаётся чуть больше двух часов, но сукин сын не отвечает на мой звонок.

9.

Тема на вэтинге меняется, теперь Кити рассказывает о том, как она работала в клубе у Бриллиантового.

Бриллиантовый (или просто Брюлик) был моим первым гостем. Он был первым гостем для большинства русских женщин впервые очутившихся в Токио, потому что как только в какой-нибудь клуб прибывала партия новеньких, он всегда был тут как тут. Хитрые, косоглазые глазки, упитанная, всегда улыбающаяся физиономия, а на шее, на руках и даже на бляшке ремня — россыпь бриллиантов, рубинов, сапфиров и изумрудов. Цепи, перстни, браслеты, часы (иногда две штуки сразу) — за это его и прозвали Брюликом.

Он был забавной скотинкой. Предпочитал молоденьких, упитанных блондинок, поэтому сразу положил на меня глаз и приступил к решительному штурму — дал десять тысяч на чай, надел золотую цепочку на шею и повёз покупать мне шмотки в Уэно. Обычная его тактика — чем более привлекательной казалась ему девушка, тем больше подарков и шопингов. Меня он пытался соблазнить в течение нескольких месяцев. Однажды уговорил зайти к себе домой, положил на стол колечко и браслет с бриллиантами, и сказал:

— Кольцо стоит тысяч двадцать — тридцать, дешёвое короче, его можешь просто так забрать, а браслет стоит сто пятьдесят тысяч, его получишь, если позволишь мне поцеловать грудь. Выбирай.

Я выбрала кольцо.

— Ну, и дура, — заметил он. Минут пять побегал за мной вокруг стола, безуспешно пытаясь схватить за сиськи, потом смирился с неудачей, вздохнул горестно и отвёз в клуб.

Тогда, десять лет назад, он был владельцем филлипинских хостос-клубов, но одна русская девица догадалась родить ему ребёнка, он женился на ней и поменял филлипинок на русских. Сейчас на Кинсичё около полудюжины его клубов и главный их конкурент тот, в котором работаю я. Года полтора назад он заплатил полицейским, чтобы они устроили здесь облаву и закрыли клуб. Правда через неделю клуб снова открыли, но девчонок, которых в тот день арестовали, две недели продержали в тюрьме, допрашивая, а потом отправили на родину…