Записки секретаря военного трибунала.
Шрифт:
Такие трибунальские дела рассматривались часто. Запомнилось из них одно дело. Старшего лейтенанта Бердникова, пилота истребительного авиационного полка, судили за подобное нарушение авиационных правил, которое привело к выводу из строя боевого самолета-истребителя. Бердников был не только хорошим пилотом, но и прекрасным техником, хорошо знал материальную часть самолетов, умел их быстро ремонтировать.
Военный трибунал приговорил его к нескольким годам лишения свободы условно, и он был переведен командованием на работу в качестве техника. Он не только умело справлялся с трудной и ответственной работой, но внес очень интересное техническое предложение. У самолетов одной из конструкций был уязвим хвост. Бердников сумел изменить конструкцию самолета так, что на хвосте нашлось место для кабины стрелка-радиста, для соответствующего вооружения, и противник уже больше не мог атаковать этот самолет с хвоста. Техническое
Боевые летчики так же, как многие офицеры и солдаты на передовой, отрицательно относились к тыловикам, интендантам за плохое снабжение и особо к работникам военных комендатур, требовавшим соблюдения формы одежды, порядка и т. д. Был случай, когда летчики, возвращаясь с боевого задания, обстреляли здание комендатуры Армавира. Велось расследование, но виновных не нашли.
Часто в том беспорядке, который существовал в авиации, было виновато более высокое начальство, а оно попадало под Военный трибунал редко. Между тем головотяпство высокого начальства наносило заметный ущерб ходу боевых действий военной авиации. В наш район авиационного базирования неоднократно прилетали с тренировочного аэродрома авиационные полки, которые не могли участвовать в боях. Большинство летчиков болело. Оказывается, высокое начальство для тренировочного аэродрома выбрало в Армении место, которое известно как малярийное. Летчиков трясло от малярии, они не только летать, но и ходить не могли. Авиационные полки из-за приступов малярии выводились из строя, но сменить тренировочный аэродром высокое начальство не удосужилось на протяжении длительного времени. Чем дольше я имел отношение к авиации, тем справедливее для меня звучали слова пехотинцев: «Там, где начинается авиация, кончается порядок».
На даче № 6 НКВД (даче Берия под Сочи)
Зимой 1942–1943 гг. я находился в поселке Магры в Военном трибунале Черноморской группы войск. Член Военного трибунала Черноморской группы войск Рябов и я были посланы на дачу № 6 НКВД (тогда дачу Берия) около Сочи для рассмотрения особо сложных и серьезных дел. Дача была расположена на берегу моря, имела большой сад и оранжерею.
Прежде всего нам следовало рассмотреть дело, по которому было двое обвиняемых: командир и комиссар дивизии, обвинявшиеся в том, что их дивизия в панике отступала с позиций, оборона которых ей была поручена.
Это дело было возбуждено и расследовано в связи со сталинским приказом № 227 от 28 июля 1942 года, который получил название «Ни шагу назад». В этом приказе Сталин требовал прекратить отступление и угрожал командирам и комиссарам отступающих частей разжалованием и военным судом. Рассмотрение дела, возбужденного в соответствии со сталинским приказом, произвело на меня тягостное впечатление. Детально рассматривались все обстоятельства и было ясно, что ни командир дивизии, ни комиссар дивизии ничего не могли сделать; у немецких войск было такое превосходство в боевой технике и численности людского состава, что отступление дивизии предотвратить было нельзя. И все же был вынесен обвинительный приговор и самые суровые меры наказания. На этой даче № 6 Рябов и я прожили две недели. Спустя короткое время я понял, что на даче расположено Управление «СМЕРШ» Черноморской группы войск. В одной из комнат рассматривал дела наш Военный трибунал. На втором этаже дачи комнаты были приспособлены под камеры и там сидели подследственные, дела которых расследовались Управлением «СМЕРШ». Вскоре я убедился, что в каждую камеру подсажены «наседки» и «стукачи», которые призваны выудить у подследственных признания. Обнаружил я это, когда сдавал машинисткам для перепечатки трибунальские документы, протоколы и приговоры, а у машинисток увидел переданные им для перепечатки донесения «наседок» и «стукачей». Каждая «наседка» и «стукач» имели свой условный псевдоним, свою кличку и на донесениях были проставлены номера камер. На даче была хорошая столовая Военторга для офицеров Управления «СМЕРШ» и из этой же столовой подкармливали Стукачей» и «наседок» для поощрения их деятельности по заданиям следователей. Символично было то, что дача Берия была разгорожена на кабинеты для следователей и камеры для заключенных, и в этой даче расположилось Управление, подчиненное
Военный трибунал Армавирского гарнизона. Старосты, полицейские, жандармы
Вскоре после освобождения Красной армией одного из крупнейших городов Кубани Армавира я был назначен секретарем Военного трибунала Армавирского гарнизона Северо-Кавказского фронта. Центр города был разрушен, многие улицы состояли сплошь из развалин, но для Военного трибунала нашли целое здание. Фронт был близко, немцы продолжали бомбить город, и от положения на фронте, проходившем по «голубой линии» реки Кубань, зависело многое, в том числе и поведение обвиняемых и свидетелей по многим делам, которые рассматривались в Военном трибунале. Помнится, что когда Военный трибунал Армавирского гарнизона в выездной сессии в одной из станиц приговорил бывшего старосту этой станицы к расстрелу, то он обратился к составу трибунала со словами: «Спасибо, граждане судьи». А потом повернулся спиной к стоявшим рядом свидетелям и сказал: «А с вами, сволочами, еще рассчитаемся».
Никогда ни в одном из Военных трибуналов я не видел такого количества дел. В период немецкой оккупации Кубани во всех окрестных станицах был создан из местного населения мощный аппарат администрации, полиции, жандармерии. Тысячи людей, включая интеллигенцию, пошли служить к немцам. Немцам удалось сформировать вспомогательные воинские формирования. С ними отступило 20 тысяч человек.
В книге Геллера и Некрича «Утопия у власти» говорится, что на Кавказе, в Крыму, в Калмыкии число коллаборантов было относительно невелико, что точными данными авторы не располагают, так как советские источники умалчивают об этом. Замечание о том, что советские источники умалчивают об этом, справедливо, но предположение, что число коллаборантов было относительно невелико, грешит против истины. Только Военный трибунал Армавирского гарнизона рассмотрел тысячи дел о старостах, полицейских и жандармах, действовавших на Кубани. Такие дела рассматривались и другими Военными трибуналами, находившимися на Кубани. Дела Военным трибуналом Армавирского гарнизона рассматривались не только в Армавире, но на выездных сессиях трибунала в станицах Успенская, Новокубанская, Гулькевичи, Лабинская, Упорненская, Советская и других.
Дел было столько, что они не помещались в трибунальских шкафах и хранились в обширном подполье здания трибунала. Периодически большие партии мешков с рассмотренными делами отправлялись с вооруженной охраной в Краснодар для сдачи в архив Киевского Управления Министерства внутренних дел.
В советской печати наряду с умолчаниями о действительных событиях, имевших место на Кубани, встречается и прямое искажение фактов. В очерке «Краснодар» Константин Симонов написал: «В течение шести месяцев изо дня в день вербовали «кубанскую армию», которая в конце концов оказалась «некомплектной сотней». Они выдавали хлеб и сто пятьдесят рублей в месяц семьям иуд, пошедших служить в германскую армию, но за эти тридцать сребреников, несмотря на все старания, со всей Кубани не набралось и ста предателей. Люди голодали, пухли от голода, но не сдавались, умирали, но не предавали Родину».
В этом очерке К. Симонов сознательно искажает известные ему факты. Он был в 1943 году на Кубани, был в Армавире, был у нас в Военном трибунале. Я и другие офицеры беседовали с ним и рассказывали о масштабах полицейского движения. Он знал, что при отступлении немцев с ними ушла не «некомплектная сотня», а 20 000 казаков. Симонов пишет, что не набралось и сотни предателей, а они исчислялись тысячами. На плодородной Кубани в период оккупации никто не голодал, не пух от голода, а на службу к немцам шли.
Еврейская трагедия на Кубани
На Кубани до Второй мировой войны евреев было мало. Только в Краснодаре и Армавире был заметный процент еврейского населения. Но во время войны, в 1941–42 годах на Кубань попало много евреев, бежавших с Украины при ее оккупации немецкими войсками. Кроме того, на Кубань были эвакуированы многие ленинградские детские дома и детские сады, где было значительное число еврейских детей.
Бежавшие с Украины и эвакуированные из Ленинграда еврейские женщины и мужчины, старики и дети подвергались уничтожению на Кубани.
В период отступления Красной армии я видел несчастные еврейские семьи с жалким скарбом или вовсе без вещей, передвигавшиеся по дорогам Украины, Дона и Кубани, чтобы укрыться где-либо от грозящей опасности. Но на Кубани эти еврейские беженцы были настигнуты немецкой армией. Здесь так же, как и во всех других районах СССР, оккупированных немцами, уничтожение евреев проводилось лишь под общим руководством немецких властей. Решающую же роль в выявлении, задержании и уничтожении евреев играли старосты, жандармы, полицейские, т. е. представители местного населения.