Записки сержанта
Шрифт:
Вмешался третий:
– Правильно, Борис! Так его! Ты его за углом повстречай.
– У меня есть резиновая плетка, в середине железный прут. Всыплю – вот будет помнить!
– Борис, он боксер.
– Видал я таких боксеров. Будет прятаться под юбку, – Борис злорадно и отвратительно рассмеялся.
– Борис, за тобой бабы бегают?
– Пусть они за тобой бегают. Молчи сопляк!
– Борис, у тебя не хватает?
– Иди сюда, – угрожающе протянул Борис. – Я покажу тебе, у кого не хватает. Сопляк!
– Вот дурачок, – рассказывал рабочий, уже на пенсии, седой. –
Что было дальше, Федор не слышал, вышел.
В цехе Юрий Владимирович опять говорил, что некоторое время придется поработать слесарем, пока Забелин не рассчитался; что вопрос о комнате уже решен. Вышел Федор от начальника цеха – разнарядка уже закончилась.
– Ля-ля-ля… – пел Трошин.
Загудели станки, второй, третий… Уборщица с метлой вышла в цех. Федор работал с Рашидом Кулиевым, собирали термобак в обжиг. Рашид был опытный сварщик и в чертежах разбирался. Работа была не сложная.
Полдесятого, крякнув, Рашид поднял руки, что означало: перекур. Федор один из слесарей не курил.
– Кто не курит, тот работает, – как бы между прочим заметил Лаптев, слесарь.
– Вот еще немного поработаю и рассчитаюсь, – говорил Трошин. – Уеду к родителям в Рязанскую область. Там рабочие нужны. Там пивзавод, птицефабрика. Мне терять нечего. А что здесь? Цемент. Там воздух чистый. Речка.
– Ты уж который год рассчитываешься, – отвернулся Рашид.
Десять-пятнадцать минут-перекур, и опять работа. И так до обеда. Кулиев, Трошин, как большинство в цехе, брали с собой, в столовую не ходили.
В столовой выстроилась очередь: не все стояли, кто сидел, хорошо, были свободные места за столами, ожидая. Рабочий в синей каске щелчком стряхивал с ушей впереди стоящего товарища цемент:
– Сразу видно, с помола.
– Не говори, везде сыпет.
Очередь двигалась медленно, вбирая в себя все новых и новых знакомых, стоящих в очереди. Женщина принялась наводить порядок. Выстоять в очереди – полдела, надо еще добыть поднос, их катастрофически не хватало. Передавали из рук в руки.
Весь обед Федор простоял. В цехе уже никто не играл в домино, все работали. Симонов, токарь, говорил, что не всегда такая очередь, как получится, повезет. Трошин все никак не мог дождаться конца смены; с утра он ждал обед. Уборщица устала уже мести цех.
В четыре часа почти никто не работал; убирали, мели. Федор без пяти минут пять вышел из цеха.
Бытовая. Кричали в душевой мужики, делили лейки, всем не хватало. Мылся Федор вдвоем под лейкой. У бытовой ждал Чесноков.
– Ты, Федор, не переживай, – говорил, успокаивал Александр, – раз Юрий Владимирович обещал, значит, будет тебе комната. Можно, конечно, и в общежитии жить. Но свой угол лучше. Знаешь, какая у тебя кликуха?.. Ты только не обижайся. У нас у каждого почти прозвище. Один пришел к нам устраиваться на работу. Его спросили: пьешь? Пью, конечно, что я, белая ворона, что ли. Так и прозвали его Белая Ворона. А тебя назвали
– Посидим, поговорим. Познакомлю я тебя со своей «старухой». Зверь баба.
Федор не обещал.
У «Мебельного» пьяная баба, как могла, отбивалась от наседавших ребят. Мальчишки кричали, корчили рожи; кто бросал снегом. И тогда женщина, это была Сомова, подняла подол, оголила зад. Ребятня притихла. Проходивший мимо мужик прогнал ребят.
5
Федор рано приходил на работу. Станочники уже забивали в домино козла. По одному, по двое собиралась смена.
– Привет, – небрежно взмахнул рукой Тимофеев, слесарь.
– А, человек – березай, приехали – вылезай, – ответил длинноволосый токарь.
– Рашид, ты опять, наверно, к соседке ходил?
На правой щеке Кулиева красовалась царапина, слезились глаза.
– А тебе что, завидно?
– Да уж не молодой, по бабам-то ходить.
– Может, это кошка его царапнула.
– Молчал бы, Дикарь, – огрызнулся Кулиев. – Сам в субботу еле на ногах стоял.
– Вот так! Дуплись, чего ждешь!? – ругался Борька, токарь.
– Успею!
– …успеешь, когда я тебе его отрублю!
– Следи за партнером. Куда ставишь?! Спишь!
– Вылазь!
– Списано.
– Я тебе покажу «списано»!
– Несчастливое это место, – говорил токарь. – Я тоже проиграл.
Пришла худая Татьяна, встала в стороне, сложив на груди руки. Подошли еще две женщины.
– Двигайтесь! – потребовала старшая, – расселись.
– Женщинам надо место уступать, – поддержала ее подруга.
– Вам дай слабинку, так быстро на шею сядете.
– Да. – упрямо тряхнула головой Марина.
Марина была разведена, жила с сыном…
– А-а! – завизжала пышнотелая Галина.
– Так ее, Витька, жми! – учил Тимофеев, пуская слюни.
Пришла Тамара, инструментальщица. Интеллигентная, симпатичная женщина. Забелин Аркадий Петрович проводил разнарядку, давал работу. Она почти у всех была.
Федор сверлил трубы на фильтра, после обеда ожидала уже другая работа, – срочная, заменить ролик на мельнице в сортировочном цехе и приварить два листа двести на триста. Пантелеев, крановщик, там уже ждал.
– Вот черт! Нашли работу в конце смены, – сматывая кабель, ворчал Рашид.
Было холодно с ветром. Он забирался под фуфайку, в рукава; дул то в лицо, то заходил в спину. Где-то рявкнул тепловоз.
– Холодно, – сказал Рашид, втянул голову в плечи, согнулся, беспрестанно фыркая, шумно вбирал в себя богатое содержимое носоглотки. – Не люблю я эти срочные работы.
Сортировочный цех располагался за обжигом, как склад. В цехе – никого. В бетонных ямах лежали разного калибра шары для мельниц. Чуть в стороне стоял сортировочный барабан.