Записки сержанта
Шрифт:
Федор с Рашидом поднялись на площадку, что была у сортировочного барабана.
Откуда-то снизу появился мужичок в фуфайке с ободранными рукавами. Вероятно, это и был Пантелеев. Он рассказал, что надо делать, как работает барабан; жаловался на шум, показывая на притивошумники, висевшие у барабана на проволоке.
Меняли ролик втроем. Час с небольшим ушло на его замену, потом варили пластины, курили, прощались. Пантелеев долго махал рукой. Он опять оставался один. Рашид закурил, пряча сигарету от ветра в ладонь.
– Значит,
– Рашид так затянулся сигаретой, что она затрещала и вспыхнула.
– Пошли, Федор, зайдем в одно место, тут недалеко.
Это была бойлерная – царство больших и маленьких вентилей, труб. Жарко. За столом сидела дежурная. Кулиев полез обниматься.
– Уймись, уймись… Дурак! – отстраняясь, смеялась женщина.
– Ладно, потом я к тебе зайду.
– Бутылку не забудь! – то ли в шутку, то ли всерьез крикнула дежурная.
– Раньше она в помоле работала, – стал рассказывать Рашид. – Сейчас ее перевели на легкий труд. Силикоз легких у нее.
6
Скрипнула в комнате дверь, и вошла Тамара, инструментальщица.
– Вот, пожалуйста, инструмент. – Разложила Тамара на столе метчики, ключи. – Выбирайте.
Федор долго искал инструмент.
– А сверел у меня здесь нет, в инструменталке. – Тамара вышла.
Федор пошел в инструментальную за сверлом, попал в бойлерную, испугался, что Рашид скажет, скорее вышел.
– Федор Семенович! Федор Семенович! – прозвучал женский голос.
В дверях стояла Мария в халате.
– Разоспались, вставайте.
Мария ушла.
– Ездил бы на автобусе, не надо было рано вставать, – выговаривал в соседней комнате Юрий Владимирович. – Что за человек. Не понимаю я его. Приходит с работы, сразу в комнату, что он там делает?
– Сидит, я заходила.
– Вот именно, что сидит. На работе про него говорят, что он… какой-то странный.
– Бандит.
– Не похоже. А ты, Мария, рано не вставай.
– Неудобно.
– Это ему должно быть неудобно.
Юрий, похоже, ревновал.
Федор все никак не мог забыть сон, с ним пришел на работу. Закончилась уже разнарядка, а Тамары все не было. В инструментальной сидел токарь, выдавал инструмент.
– Как жизнь? – спрашивал Трошин.
– Ничего, – заученно отвечал Федор.
– Как к тебе Власов относится?
– Я знаю, он мужик справедливый. – И Трошин зачем-то подмигнул проходившему мимо Рябову, фрезеровщику.
Федор рубил на ножницах пластины на печь на футеровку. Пластин было много, несколько тысяч. Шли они на крепление кирпича в печи. Работа простая, каких-то навыков, знаний не требовалось.
За два дня работы на ножницах Федор настолько освоился, что выполнял работу механически, все движения отточил.
– Обед уже. Пошли, – стоял за спиной Чесноков, торопил.
Ножницы долго не могли успокоиться, недовольно урчали. Мужики уже забивали «козла».
У столовой Борис опять ругался:
– Ты молодой. Они за тобой бегают. У тебя кровь с молоком.
– Я видел тебя тут с одной…
– Молчи, сопляк!
– Да, – глубокомысленно протянул Чесноков. – Если его не дразнить, послушаешь, – нормальный человек. А если его приодеть, он даст фору обидчикам. С другой стороны приятно, что такой вот есть… который хуже тебя. Ты уже не последний человек. Бытие определяет сознание. Заходи, Федор, как-нибудь, потолкуем. Придешь? Приходи.
Александр не отстал, пока Федор не пообещал зайти. В столовой опять была очередь.
– Спешить, Федор, некуда. Не война.
Федор с Александром обедали, – появилось уже заводоуправление, их настало время. Красивые кофточки, капрон контрастировали с грязной спецодеждой рабочих в зале.
После обеда Федор опять рубил футеровочные пластины, думал про сон
– О чем задумался? – спросил Трошин. – Думай не думай, сто рублей – не деньги!
Тимофеев с Новиковым собирали защитный кожух на двигатель. Тимофеев все никак не мог приставить лист к уголку, – лист соскальзывал. Новиков с откинутым щитком стоял рядом ждал, когда слесарь установит лист, чтобы его приварить. Но у Тимофеева ничего не получалось. Тогда Новиков смачно сплюнув, легко поставил лист на уголок, приварил. Довольный Тимофеев отошел в сторону:
– Готова собачья будка. Теперь собаку надо.
Кожух, действительно, походил на собачий дом.
– Надо Генку туда посадить, чтобы не лаял.
Генка, токарь, всегда с кем-нибудь ругался на разнарядке, был недоволен.
7
На столе на кухне лежала записка: «Мы ушли к Симоновым, ешь, что найдешь». От записки сильно пахло духами. На плите еще все было горячее. Федор быстро поел и пошел к Чеснокову, только бы Александр оказался дома.
Мелодично, ванькой-встанькой прозвенел звонок. Александр открыл. Из дальней комнаты вышла девочка лет семи и брат, не намного младше сестры.
– Проходи, проходи. Хорошо, что зашел. А то Катя, жена, замучила меня, – перешел Александр на шепот, – сделай ей то, сделай другое. – Тише вы! – уже кричал Александр на детей.
– Саша, кто там?
Из кухни вышла розовощекая женщина и сразу обратно ушла.
– Давай, давай, – махал Александр рукой, мол проходи.
Дети притихли. Вдруг девочка, вскрикнув, погналась за братом в комнату, писк, визг, не без этого.
– Зоя, будешь баловаться, поставлю в угол! – раздалось с кухни.