Записки солдата
Шрифт:
— Пусть даже сибирский, — протестовала жена. — Но на что он нам?
— Как на что? Он будет ловить мышей!
— Но у нас нет мышей!
— Ну, знаешь ли… — запнулся Писатель, видя, что его доводы не влияют на жену.
— А кто будет за ним убирать? — продолжала та.
Я не расслышал ответа, потому что в этот миг заметил на столе колбасу, и, пока Писатель объяснял жене значение черной масти у котов и рассказывал о моих вокальных способностях, я съел все, что было на тарелке. Сидя на столе, я уже без особого
— Ты только посмотри на него… — убеждал жену Писатель. Тут он оглянулся, ища меня глазами. — Куда же он подевался?
— Боже мой! — воскликнула жена Писателя, увидав меня на столе. — Он уже сожрал твой завтрак!
Писатель немного растерялся, но все же пытался оправдать меня, ссылаясь на мой юный возраст.
— Маленький! — возмущалась жена. — Представляю, что он будет выделывать, когда вырастет! Просто истребит все в доме! Ты погляди, даже не убегает! Верно, думает, что ему все дозволено!
Тут я должен сказать, что она была не совсем права. Да, я был уверен, что мне все дозволено, однако съел колбасу не под влиянием убеждений, а просто потому, что хотелось есть. Чтобы компенсировать убытки, которые я причинил жене Писателя, я прыгнул к ней на руки и принялся потихоньку мурлыкать.
— Вот, слышишь! — обрадовался Писатель. — Он уже поет.
— У него и в самом деле мягонькая шерстка, — примирительно проговорила жена.
На этом ссора закончилась. Мне поставили старую сковородку с песком, блюдечко с водой, ящик из-под посылки, куда настлали шерстяных тряпок, и я зажил здесь.
У Писателя
Жизнь на новом месте сложилась несчастливо. Отношения с Писателем, с самого начала испорченные жалким куском колбасы, обострялись все больше и больше.
Неприятная мелочь, если ее все время подчеркивать, может превратиться в весьма большое зло. Я не выговаривал букву «р». Писатель, вместо того чтобы отнестись к моей беде по-человечески, как надлежит работнику культурного фронта, и не замечать дефекта моего произношения, не упускал случая поиздеваться.
Вот вам доказательство. Утром я просыпался и, дождавшись, пока откроют кухню, спешил, как и каждый воспитанный кот, поздороваться с хозяином. Как кот сибирский, я был очень осторожен. Я не ходил, как обыкновенные коты, а, настороженно озираясь по сторонам, полз на животе, потому что квартира представлялась мне дремучей тайгой, древним бором, где на каждом шагу поджидает опасность, коварный враг, смерть. Благополучно пройдя коридор, я потихоньку, чуть-чуть, приотворял дверь в кабинет и одним глазом заглядывал в комнату. Только убедившись, что там ничего опасного нет, я просовывал голову в дверь и здоровался:
— Здравствуйте!
Но вместо вежливого ответа мне в лицо летело оскорбительное:
— Дрллляствуйте, дрлллл-лл-ляствуйте!
Что я мог ответить на это? С присущим
Нестерпим был для меня процесс принятия пищи.
Не хочу судить несправедливо и не стану клеветать на Писателя. Он не скупился: покупал рыбу, а когда варили обед, давал сырого мяса и вареного — из борща. Но как давал?
Принеся, скажем, рыбу, он начинал с того, что создавал в кухне нездоровый ажиотаж.
— Рыба! Рыба! Рыба! — выкрикивал он, зная, как это слово меня волнует.
Когда глаза у меня зеленели от нервного напряжения, он наконец доставал карасика и, подняв его на два метра от пола, требовал, чтобы я допрыгнул до рыбки. После нескольких неудачных прыжков — а Писатель всякий раз поднимал карасика все выше — мне ничего не оставалось, как бросить ему в лицо:
— Это некрасиво!
Думаете, помогало? Как же!
— Неклясиво! — передразнивал он меня, доводя свои издевательства до грани, когда кот превращается в тигра.
Вмешательство жены хозяина пресекало это безобразие. Я получал карасика и уничтожал его, почти не жуя. Второго и третьего карася я съедал уже более или менее спокойно. Я говорю — более или менее, ибо, хотя больше прыгать не приходилось, я боялся, что все повторится сызнова, и потому спешил проглотить рыбу. Через несколько минут я, насытясь, уходил в кабинет и укладывался на столе, наблюдая, как Писатель пишет свои произведения, и злорадствуя, когда у него ничего не выходило.
Вообще проблема питания имеет для кота большее значение, чем для человека, поскольку, следует честно признать, круг интересов у человека шире, чем у нас: человек думает о бесчисленном множестве различных вещей, а кот только о том как бы наесться, выспаться и подраться с другими котами. Особенно остро вставала проблема еды, когда меня вдруг переводили на вегетарианский стол. Облизывая капусту или морковь, я мечтал наесться до отвала мясом, так наесться, чтобы трудно было стать на ноги. Иногда мечту удавалось осуществить.
Я заметил, что хозяйка (пока у них не было холодильника) ставит котлеты на пол в ванной. Несколько раз я пробовал туда прорваться, но безрезультатно: дверь запиралась на задвижку. Тогда я сделал так: увидав, что котлеты уже жарятся, я пошел в ванную и спрятался там. Через какой-нибудь час хозяйка внесла целую сковородку котлет, накрытую легонькой тарелочкой. Подождав, пока она вышла и заперла дверь на задвижку, я вылез из-под ванны и, прислушиваясь, сел возле сковороды. Затем одним взмахом лапы сбросил со сковороды тарелку и приступил к обеду.