Записки средневековой домохозяйки
Шрифт:
– Аннель… – хрипловато произнес Себастьян.
Вымолвив лишь одно имя, он умудрился предостеречь, что я играю с огнем, и… заставил желать его еще сильней. И я решила хоть раз внять не разуму, а сердцу.
Поцелуй был настолько упоительным, что я отдалась на волю чувств. Лишь когда голова начала кружиться от сводящей с ума ласки, я нехотя оторвалась и прерывисто вздохнула.
– Аннель… – Себастьян вновь прошептал мое имя, но теперь в его голосе звучала страсть. – Мы…
– Нет, – всхлипнула я, – давай забудем… – Он напрягся, а я продолжила: – Забудем, что есть
А больше я ничего не сказала. Не успела. Теперь я ощущала его жаркие прикосновения, которые, казалось, оставляли огненный след на моей спине. Искала его губы, чтобы вернуть сладость, которую он мне дарил. Стремилась дотронуться до его груди и почувствовать сводящее с ума биение сердца. Хотела быть с ним одним целым, чтобы вместе дышать, жить, любить…
Не прерывая поцелуя, Себастьян поднял меня на руки…
А спустя какое-то время я поняла, что мы уже находимся в спальне, стесняющие движения платье и камзол отброшены прочь, а шелковая юбка белопенным облаком лежит у моих ног. Мужская рубашка тоже небрежно перекинута через кресло…
Его кожа такая горячая, а сердце стучит так сильно, что, не удержавшись, я осторожно касаюсь ее губами.
Смущение и безрассудство бурлят в крови и пьянят сильнее самого крепкого вина. Смущение все усиливается, когда длинный шнур запутывается и корсет становится преградой меж нами, но тут же исчезает, растворяется, едва препятствие преодолено. Остаются чулки и…
А Себастьян…
– Себ, нет! – выдыхаю я, а потом начинаю хихикать. – Щекотно же!..
– Правда? – мурлычет он, а голос такой соблазнительный.
Едва заметная щетина на его щеках касается ставшей враз чувствительной… О боже! Я не ожидала, что будет так… остро и так упоительно!..
Глаза в глаза, прохлада простыней и страстный шепот в тишине…
– Себ, я…
– Ш-ш-ш… – Он нежно прижимает палец к моим губам. Движение такое призывное, что я понимаю – мне ничего не остается, только как потянуться к нему и поцеловать.
Страстное дыхание опаляет кожу, все сжимается в восторге от обладания, и хочется продлить наслаждение до бесконечности…
– Жарко, – шепчу ему и тут же пытаюсь сдуть так некстати прилипший к разгоряченному лбу локон. А он лишь усмехается и, едва касаясь кожи, убирает его, чтобы после поцеловать то место, потом висок, ушко, шею… плечико…
Блаженная усталость и приятная тяжесть объятий…
– Аннель…
Но теперь уже у меня не остается сил говорить. Я прерываю его, закрыв губы поцелуем, а после довольно вытягиваюсь и, положив голову на грудь, покрепче прижимаюсь к боку.
Себастьян одной рукой обнимает меня и начинает перебирать пряди моих волос, порой едва ощутимой лаской касаясь шеи. Впервые за много дней мне настолько хорошо и спокойно, что я расслабляюсь и незаметно для себя засыпаю.
Уже под утро меня разбудил поцелуй, а я, улыбнувшись, пылко ответила.
Лишь когда забрезжил рассвет и зимнее солнце нехотя всплыло над горизонтом, я, утомленная, смежила веки, а Себастьян, нежно поцеловав меня в висок, поспешил исчезнуть в тиши дворцовых
Не знаю, удалось ли мне скрыть следы бурно проведенной ночи от Меган и Агны, хотя я старалась как могла, однако стереть с лица мечтательную улыбку была уже не в силах. Поняв, что влюбилась до безрассудства, я не жалела о произошедшем и не задумывалась о будущем. Мне не хотелось разрушать то хрупкое счастье, что поселилось в сердце.
Сидя перед французским окном в гостиной, я завтракала. Солнечный свет превращал снежинки в бриллианты, а по-зимнему высокое небо уже начало приобретать синеву дня. Но я мало обращала внимание на природное великолепие, окидывая рассеянным взором просторы заснеженного парка. Пока было утро, я позволила себе еще немножко повитать в облаках и ни о чем не думать. То, что произошло сегодня… Этого уже никто не сможет у меня отнять. Нет такой силы, чтобы разрушила и забрала, чтобы я перестала чувствовать то, что испытывала сейчас.
– Миледи! – раздался от дверей голос леди Норис.
Я нехотя обернулась.
Несмотря на спокойный внешний вид и сдержанность движений, что всегда были присущи вдовствующей графине, мне показалось, что она встревожена.
– Миледи, вы знаете, что уже четыре дня, как в столицу вернулась леди Мейнмор? – спросила она с порога.
– Правда? – протянула я, еще не совсем понимая, что меня так смутило в ее словах.
– Истинная! – с готовностью подтвердила леди Норис. – Леди Мейнмор та еще женщина! Если бы вы с ней встретились, то тоже бы взволновались.
– Встретилась? – растерянно переспросила я. – С леди Мейнмор?!
– Ну да, – энергично кивнула вдовствующая графиня. – С вашей свекровью.
Часть 5
Судьба
Леди Норис удалилась, оставив меня одну. А я… я, замерев, невидящим взором уставилась в окно. Меня колотило, и волнами накатывала паника.
«Господи, за что?!» – лишь один вопрос бился в мыслях, и на него не находилось ответа. Еще несколько часов назад мне казалось, что все прекрасно, что проблемы уже позади. Я отбросила условности этого мира, отринула собственные страхи, чтобы обрести подобие свободы и хотя бы на время стать счастливой, но… но этот мир вновь настиг меня, поймав в цепкие объятия.
Я напрочь забыла, что у меня есть свекровь! И теперь не знала, что меня ждет, что будет со мной… с нами. Я чувствовала себя, как приговоренный к казни, которому еще не объявили срок исполнения.
К обеду мне кое-как удалось взять себя в руки, а к пятичасовому чаю я уже было определилась, что первым делом должна предпринять по поводу появления в городе свекрови, как в гостиную, чуть прихрамывая, ворвалась женщина, сама росточка невысокого, но зато вширь такая, что проще перепрыгнуть, чем обойти. Она была облачена во все черное, лишь на шее длинная, в три ряда, нитка темного жемчуга разбавляла монотонность одежд, и волосы, видно уже седые, были окрашены хной, да так густо, что пылали, словно цветки рыжей эшшольции в пору цветения.