Записки убийцы

Джонс Лайза Рени

Хватаю заполненные карточки, подхожу к пробковой доске и, чтобы оставить место для наших контактов, взбираюсь на табурет и прикрепляю карточки со своим именем и именем Кейна на самом верху. Когда заканчиваю, список под моим именем протягивается до самого низа, а под карточкой Кейна остается только одно имя – Мигель. Просматриваю свой список, то и дело возвращаясь к Эдди, которого пометила как «мудака», но в итоге мой взгляд останавливается на этой единственной карточке. Мигель Мендес… Может, дело в нем? Он погиб вскоре

после той ночи. Была ли какая-то связь между нападением на меня и его смертью? Не было ли это на самом деле нападением на Мигеля или Кейна? Мне не нравится, к чему это меня ведет, – а именно к порогу дома Кейна. Хватаю конфету, срываю с нее обертку и отправляю в рот – только чтобы моментально подавиться от отвращения.

– Ну и гадость!

Сажусь, выдергиваю из-под стола мусорную корзину и выплевываю то, что у меня во рту – промаркированное как шоколад. Поспешно ищу воду, но так и не нахожу. Открыв ящик, хватаю салфетку и начинаю в полном отчаянии вытирать язык, как будто это как-то поможет. Мне нужно убрать эту дрянь изо рта! Наконец, когда во рту остается лишь какой-то меловой привкус, выбрасываю салфетку. Затем хватаю пакет с конфетами и ищу дату срока годности – только чтобы обнаружить, что он истек два года назад. Шоколадные конфеты – явно не то, что стоит брать с собой в бомбоубежище.

Звонит мой сотовый, и раздражение из-за Рича и моего шоколадного фиаско окончательно побеждает. Этот человек должен отпустить меня! Он так и напрашивается, чтобы я причинила ему боль, а мне это на хрен не сдалось. Хватаю свой телефон и резко провожу пальцем по экрану, чтобы ответить.

– Я же сказала «пожалуйста», – резко отвечаю я.

– «Пожалуйста» не всегда достаточно. Ты это знаешь.

От глубокого, самодовольного голоса Кейна, от его слов, пронизанных сексуальным подтекстом, я напрягаюсь.

– Привет, Кейн, – холодно произношу я, и вправду чувствуя холод. Ну, или в основном холод.

– Привет, Лайла, – отвечает он, произнося мое имя с едва заметным латиноамериканским акцентом, который у него на языке звучит как наждачная бумага и шелк одновременно.

Ощутив горячий укол в груди, выпаливаю:

– Откуда у тебя этот номер?

– У меня есть возможности. Ты это знаешь.

«Даже слишком хорошо», – думаю я.

– Почему ты мне сейчас звонишь?

– Я уже много раз хотел тебе позвонить.

Однако он этого не сделал. Так и не позвонил. Ни разу.

– В чем дело?

– Ты в пляжном домике?

В его голосе слышится нотка беспокойства, которую я одновременно и приветствую, и отвергаю.

– Почему это тебя касается?

– Все, что связано с тобой, всегда меня касается.

– Я никогда…

– Так ты в пляжном домике? – нажимает он.

– А почему бы и нет? Это ведь мой… – Я останавливаю себя, прежде чем сказать «дом родной», и исправляюсь: – Да, я здесь.

– Это твой

дом родной, – заканчивает он невысказанное за меня. – Тебе все еще снятся кошмары?

– Оставь попытки залезть ко мне в голову, Кейн.

– Воспринимаю это как «да». Лайла…

– Перестань произносить мое имя.

– Мне не нравится, что ты там одна.

– Я тут целыми месяцами была одна, пока не уехала.

– Ты редко бывала одна, и мы оба это знаем. И я хотел позвать тебя к себе. Приезжай прямо сейчас.

Смеюсь.

– Так вот попросту? «Приезжай прямо сейчас» – и ты ждешь, что я моментально примчусь? Самонадеянность у тебя просто зашкаливает, Кейн Мендес!

– Твое место здесь, рядом со мной. Приезжай сюда.

– Нет.

– Тогда я сам к тебе приеду.

– Из тебя получится красивое украшение для газона, но сейчас слишком темно, так что полюбоваться будет некому. На что бы ты ни рассчитывал, этого не произойдет.

– Мы оба знаем, что это не так.

– Если мы увидимся снова – именно что «если», – я посмотрю тебе в глаза и задам кое-какие вопросы о твоей погибшей служащей.

– Ты хочешь сказать, что думаешь, будто это я убил ту женщину?

Не упускаю из виду, как он называет ее – «та женщина», причем совершенно без запинки. Это говорит мне о том, что Кейн не испытывает к ней абсолютно никаких чувств – а может, и вправду даже незнаком с ней. С другой стороны, он чертовски хороший манипулятор.

– Я не говорю, что это ты ее убил; ты просто лицо, представляющее оперативный интерес.

– Лицо, представляющее оперативный интерес… – повторяет Кейн. – Тогда ладно. Позвольте мне внести ясность, агент Лав. Я не убивал эту женщину и никому не приказывал ее убить. И я ничего не знаю о том, как и почему она умерла. Ты просто избегаешь меня, Лайла.

– Какую часть фразы «ты являешься лицом, представляющим оперативный интерес в деле, которое я расследую» ты не понял?

– Давай как-то уберем это препятствие для нашего общения. Что конкретно позволит вычеркнуть меня из списка лиц, представляющих оперативный интерес?

Мне не хочется убирать это препятствие, и все же я ловлю себя на том, что отвечаю ему чересчур уж поспешно.

– Только твое железное алиби. С кем ты был? И где?

– Алиби… Ну конечно. Это логично.

– Так у тебя оно есть?

– Да. Есть. – Следуют две секунды колебания, указывающие на какие-то мысленные подсчеты, прежде чем Кейн объявляет: – Я был с Самантой. Она подтвердит мою историю.

Женщина, с которой он трахался до того, как трахался со мной. Клянусь, если б Кейн оказался сейчас здесь, то я влепила бы ему по физиономии, и это меня бесит. Это не должно меня никак волновать. И не волнует.

– Я поговорю с ней.

– Я ведь мужчина, Лайла. Тебя тут не было, а она…

– Я не хочу этого слышать.