Записки Видока, начальника Парижской тайной полиции. Том 2-3
Шрифт:
Сузанна. Все готово; что надо делать?
Адель. Ничего… лечь и дожидаться.
(Она бросается на пол. Сузанна, Генриетта и Фридрих следуют ее примеру; двое супругов обнимаются).
Сузанна. Смерть! Если я закрою себе лицо, мне кажется, не так будет страшно… Я ее не увижу… (Она закутывается платком).
Генриетта. Фридрих, закрой мне передником глаза. Свет меня приводит в отчаяние.
Адель. А я хочу его
Генриетта. Я не могу продохнуть.
Сузанна. Мне тошно. Я задыхаюсь!
Адель. А у меня начинает болеть голова.
Генриетта. У меня мозг горит!
Сузанна. Чувствуешь ли ты, так же, как я, испарину, тягость?
Адель. У меня точно повязка на лбу, и такая тяжесть в членах.
Фридрих. Странно, я ничего не чувствую. Это, может быть, по привычке.
Адель. У меня в глазах темнеет; точно на них упала завеса, они отекают; все кружится вокруг меня!
Сузанна. Страшное стеснение в груди.
Фридрих. А я как железный!
Адель. У меня кровь леденеет.
Фридрих. И я их переживу!
Генриетта. Фридрих, друг мой, голова у меня трещит. О, какая боль! Они мне грудь разрывают. Отними эту змею, которая грызет мне сердце!.. Куда ты меня несешь? Кто меня поднимает? Ты?.. Теперь мне лучше, мне хорошо. О, какое наслаждение! Мне легко. Я просто в раю! Прощай, Фридрих, Друзья мои, молитесь за меня.
Адель. Голова моя… о, невыносимая тяжесть! Сердце выскочить хочет. Как оно бьется… Какое головокружение!
Сузанна (катаясь по полу). Они мне разорвут барабанную перепонку со своими молотками… Облако… идет… О Боже… Я не могу его остановить… Душа моя выходит… Помилосердуйте.
Фридрих. Генриетта! Генриетта! (Трясет ее). Ее уже нет, а я!.. Кабы у меня был пистолет или какое другое оружие!..
Он быстро встает и, раскрывши шкаф, схватывает нож.
— Слава Богу! Я могу теперь с ней соединиться!.. Могу заколоть себя! Тут, возле нее… на ее трупе… прольется моя кровь!.. Бок о бок с нею… Тут оно бьется, а бьется ли еще ее? (Он наклоняется и кладет ей руку на сердце). Нет. (Целует ее и направляет лезвие в грудь). Постараемся не промахнуться!
Он готов пронзить себя. Как вдруг послышался шум: «Берегитесь, берегитесь внизу, убьет!» Нож у него выпадает, окно отворяется с шумом, разбитые стекла с треском влетают в комнату, и в то время, как с лестницы поднимается в воздух успокоительный крик каменщика: «Никого не ушибло, не ранило, и никто не умер», огромный кусок штукатурки, выброшенный, как глыба, с покатости кровли, упал к ногам Фридриха.
— Ну, — сказал он, — даже умереть спокойно не дают! (Глядя на Генриетту). Вот счастливица!
Между тем воздух освежился, жаровня
Генриетта. А, гроза прошла! Какой гром гремел! (Мало-помалу оживляясь). Фридрих, это ты? Ах, холодно, у меня ноги, как сосульки… Согрей меня, я окоченела. Затвори же окно, с ума ты сошел?.. Что это за огонь?..
Пока Генриетта, удивляясь всему, не может связать ни малейшего воспоминания с окружающим, Адель и Сузанна, опомнившиеся скорее ее, сухим, безжизненным взглядом глядят на жаровню, возле которой они умирали.
Адель. Возможно ли?.. Вы видите, мы хотели умереть… мы не можем.
Сузанна. Небо тому свидетель.
Фридрих. Наш час не пришел.
Адель. Надо так думать… Скорее околеет хорошая собака у пастуха.
Сузанна. Мать, которая нужна своим детям.
Фридрих. Мы после себя никого не оставим, не только детей.
Генриетта. Сирот несчастных? Только этого недоставало.
Фридрих. Ну к чему все послужило?.. Все наши предосторожности?
Адель. Лучше и не говорите, я так взбешена!
Фридрих. Только потерян понапрасну уголь.
Адель. Нет, не потерян. Он не хотел нас умертвить, так пусть даст нам возможность жить!
Фридрих. Что вы хотите сказать?
Адель. Будем ковать ключи.
Сузанна. Тише, несчастная; если нас услышат?
Адель. Что мне за дело! Я не узнаю себя. Мне кажется, теперь я столько же посовещусь убить человека, как задушить цыпленка.
Генриетта. Не говори этого, Адель. Это значит оскорблять Бога, это против совести.
Адель. Бог! Бог! Он лучше не давал бы нам совести, лишь бы не умирать с голоду… Бог! Я Его не признаю… Совесть, что такое совесть? Имейте совесть, честность!.. Вы видели пример тому; хорош он!
Фридрих. Знаете ли, Адель, это нехорошо говорить так. Я не доволен вами… Если дело идет об убийстве, я отступаюсь.
Сузанна. Она тоже не так зла; это она болтает только языком, а сердце не разделяет этой мысли.
Генриетта. Это гнев, а на самом деле ее мысли совсем не такие.
Адель. Правда, не будем никого убивать… Но послушайте, надо есть, я прихожу все к тому же, и у нас одно только средство. Голод заставляет выходить волка из лесу. Если вы мне верите, мы пойдем, отыщем дело, а потом положим железо на огонь. Как вы думаете, друзья мои?