Записки Замухрышки (сборник)
Шрифт:
Мне запомнился один случай, когда он приезжал к нам в гости. В то время мы жили на третьем этаже, без лифта и телефона. В доме был ремонт. Красили стены и перила лестницы. Дядя Шура не смог без перил подняться на наш этаж, а попросить кого-нибудь сбегать к нам он постеснялся. Так и уехал назад домой через всю Москву.
Женат он был на тете Шуре – толстой, неопрятной женщине, болеющей астмой и все время что-то строчившей на швейной машинке в задней комнате. Когда мы приезжали к ним в гости, я ее иногда не видела, а только слышала. Наверно, она подрабатывала
У них было две дочери: Люся и Рита. Рита была ровесницей Ларисы, а Люся – старше их лет на десять или чуть больше. Она рано вышла замуж и уехала на Север зарабатывать деньги. Впрочем, скоро вернулась с крошкой Надюшкой, золотыми зубами и без мужа, которого никто и не помнил.
Маленькая Надя с малых лет носила очки. Гуляя по саду, она умудрялась развешивать их на кусты, а потом забывать, где оставила. За лето ей покупали пар десять. Все они растворялись в листве. Зато поздней осенью, когда листья опадали, дед Шура собирал с кустов смородины и крыжовника уже другой урожай.
Младшая дочь дяди Шуры Рита была красавицей с длинной черной косой и соболиными бровями, очень похожая на актрису Элину Быстрицкую, но нрава дикого. Это отмечали все.
Семья жила в собственном доме с большим плодовым садом, со свиньями и курами, кошками и собакой Джимкой, которую назвали сначала Джимом, потом оказалось, что собака – девочка.
Джимка была умнющей немецкой овчаркой, однажды поймавшей сразу двух воров, покушавшихся на поросенка в сарае. Одного вора с поросенком в руках загнала на высокий забор, второго прижала внизу и так держала, пока не приехала милиция.
Кормили Джимку из утятницы, ко дну которой была приварена проволока. Проволока удерживала кусочек мяса на дне, и, пока собака не съедала всю похлебку, мяса ей не доставалось.
По соседству жил Володя Баранов. Он был ровесником Люси, дружил с нею, а любил с детства маленькую Ритку, носил ее на руках и обещал жениться. Когда Рите было лет восемь, Володю забрали в армию. Но и возвратясь уже вполне взрослым, он дожидался, когда Рите исполнится восемнадцать, чтобы жениться на ней. Такой преданной и трогательной любви я не видела ни у кого. Что же думала Рита по этому поводу, не знал никто. Но всё разъяснилось в день ее совершеннолетия. Родню пригласили на свадьбу.
Сама свадьба ничем особенным мне не запомнилась, кроме двух эпизодов. Первый – такой: я была самая маленькая на этом торжестве, быстрее всех устала от шума и суеты, поэтому зашла в комнатку, которая служила Ритиной маме швейной мастерской, и завалилась спать на продавленный диван. Своим телом я полностью заполнила углубление. Света в комнате не было.
Проснулась я оттого, что кто-то тяжелый сел прямо на меня. Я сначала захотела завопить, но, окончательно придя в себя, поняла, что сидят на мне счастливые молодожены и страстно целуются. Пришлось из деликатности притихнуть и терпеть. Хорошо, что это продолжалось недолго. В соседней комнате завопили «горько», и влюбленная пара исчезла. Они до сих пор не знают, что сидели на мне.
Второй эпизод произошел на следущее
Праздник продолжался. Дело было к вечеру. Я опять зачем-то вышла на террасу, и тут кошка, тихо подкравшись, вцепилась зубами мне в ногу. Я страшно испугалась и, естественно, закричала от боли. Произошло все очень неожиданно для меня.
Когда моя нога была намазана йодом и забинтована, дядя Шура сказал, что свою кошку он хорошо знает и наказывать ее не будет. При этом он погрозил мне пальцем.
ФИЛИН
Второй брат моего отца – дядя Коля по кличке Филин. Он тоже воевал и был покалечен: у него не могло быть детей. Впрочем, женщины его обожали, а детей у них и своих хватало. Вот такой у нас в роду был «огурчик», как он сам себя называл. Филин был дважды женат. Обе жены были старше его на двадцать лет.
Отец с Филином были очень похожи. Однажды летом я вернулась из лагеря. Когда мы с мамой вошли во двор, то услышали, что из нашего сарая раздаются какие-то звуки. Я решила, что там что-то мастерит отец. Недолго думая, я разбежалась и прыгнула ему на спину. Только когда бедный Филин дико завопил, я поняла, что ошиблась.
Потом он рассказывал, что приехал помочь брату делать мебель для новой квартиры. Филин был краснодеревщиком и учил моего отца столярному ремеслу. Переодевшись в рабочую одежду, он тихо строгал в прохладном и темноватом сарае, и вдруг что-то большое неожиданно прыгнуло ему на спину. Он тогда чуть не описался с испугу.
Первой женой Филина была Васса Ивановна – красивая, статная женщина с толстой косой ниже колен. Все говорили, что волосы у нее были необыкновенные. Она обожала своего Колюню, а ее любили и уважали в нашей родне.
Лариса рассказывала мне, как она играла с Вассой в «лошадки». Васса Ивановна заплетала волосы в две косы, Лариска ухватывалась за них, как за вожжи, и они обе носились по лесу, что-то изображая. В тот период я была очень маленькой, и Вассу помню лишь по фотографии, на которой она склонилась ко мне, годовалой крошке, стоящей с огромным белым грибом в руках.
Николай расстался со своей первой женой при трагических обстоятельствах. Васса Ивановна была женщиной не бедной. Однажды уезжая надолго из дома с Николаем, она оставила своей соседке целый чемодан всякого добра на хранение. Отец говорил, что это было наследство от родителей: столовое серебро, посуда, золотые монеты и иконы в дорогих окладах.
Когда Васса Ивановна пришла за своим чемоданом, подруга заявила, что ничего не знает, ничего не брала. Вассу хватил удар, и у нее что-то стало не в порядке с головой. Короче, она не выходила из больницы. Добро так и не нашлось. Что случилось дальше, я уже не помню.