Записки. Том I. Северо-Западный фронт и Кавказ (1914 - 1916)

Палицын Федор Федорович

Ошибки Юденича после Эрзерума дадут себя почувствовать сильно и невыгодно для нас. Для меня Трапезунд только часть общей операции. Поживем – увидим.

Турки на Байбуртском направлении стали употреблять какую-то жидкость, причиняющую боль, и от ручных гранат их – все раненые умерли.

2-го апреля

Воспроизведу с фотографической точностью постепенность, с какою подходил я к вопросу о неустройстве тыла Кавказской армии.

Когда закончилась Кузучанская операция с южной веткой Закавказской железной дороги, случилась заминка. Меня послали разбирать. Знакомлюсь с управлением военных сообщений; еду затем в правление Закавказской железной дороги и ряд несообразностей в службе движения,

а главное – в отношении различных органов военного управления к железной дороге, выясняются.

Мне удается поставить железную дорогу (южную ветку) в нормальное отношение к всем властям, упорядочить ряд внутренних вопросов и отменить некоторые несообразности. Та к как Янушевич ведал дорогами, то он получил все это. Дорога работает, и работает теперь хорошо. Много сделал инженер Белов. Параллельно с этим выплыла из телеграмм фамилия Керстича, и я поинтересовался узнать, как обстоит дело управления. Из слов Болховитинова, которому не мог не верить, выяснилось, что все подчинено Юденичу, что все работы исполняются окружным управлением и начальником военных сообщений, а Юденич дает через Керстча наряды. Но мое заявление, что это ненормально и нехорошо, мне ответили, что это прекрасно.

Кончилась Эрзерумская операция, и вместо того, чтобы идти вперед, Юденич подтянул все назад и силы из Гассан-калы оттянул в Сарыкамыш и Тифлис. Все этим были довольны. Свои недоумения я начал выражать громче. Не дороги, а их неустройство в организационном отношении и полная ненормальность тыла причина нашей инертности.

Говорил великому князю о тыле, о ненормальном положении управления Юденича, его и более всего Болховитинова.

В феврале меня послали в Ставку, чтобы заручиться возможностью упорядочить тыл, вопросы эти затронуты были мною и в Ставке. Вернувшись, я стал настойчивее докладывать великому князю и в подданной ему записке указывал, что переход к нормальному порядку в тыл, в устройстве армейского тыла должно исходить от начальника штаба армии – Болховитинова.

Великий князь соглашался и наконец приказал Болховитинову представить свои соображения.

Докладом от 20-III-1916 № 17 он их представил. По этому докладу все было хорошо и менять ничего не надо. Кроме того, в докладе были неправильности, которые я считаю умышленными. На это 21-III-16 № 16 я представил свой доклад. Он был в руках Болховитинова, и он дал разъяснения великому князю. Какие, не знаю. Я просил великого князя, чтобы их пояснения на мои доклады были бы сделаны в моем присутствии. Болховитинову не верю. Он играет двойную роль. Теперешний порядок ему выгоден. Теперь все перепутано. Они (т. е. Юденич и Болховитинов) распоряжаются, а отвечать будут командиры корпусов и Вольский, и многие другие, а они (думаю, что Юденич в этой игре участвует невольно) окажутся в стороне.

Болховитинов – начальник штаба армии (Юденича), но сидит в Тифлисе и считается начальником штаба великого князя. Вольский по закону подчинен главнокомандующему, а на самом деле подчинен Юденичу. Орган снабжения армии, заменяющий собой этапно-хозяйственное отделение армии (Приказ Верховного главнокомандующего 1915 г. № 141), а он их не исполняет, и все обязанности переданы командирам корпусов. Чепуха полная и противоречие с ст. 449 Положения об устройстве войск в военное время.

О последствиях такого порядка на операцию не говорю. Для человека мало-мальски не предубежденного это ясно.

Великий князь это понимает, но хочет изменить это по-хорошему. Мои доводы его, по-видимому, не убеждают, а извилистые полученные доводы убеждают.

Передача моих доводов Болховитинову и Янушкевичу и выслушивание их опровержения не в моем присутствии не одобряю. Не будь близких отношений к великому князю и моя долголетняя к нему привязанность, а существующие просто служебные отношения, я оставаться здесь не мог бы и должен был бы уйти.

Но у великого князя – другой путь, он их хочет убедить и чтобы они сами приступили бы к исправлению этого организационного безобразия. Но он ошибается. Янушкевич вообще ничего не может,

а Болховитинов не хочет, ибо ему выгоднее держаться за Юденича, чем за опального великого князя. Но он ошибается – Юденич его в конце концов не поблагодарит, ибо не оставит у себя играющего двойную игру. И он будет прав. Вот это Болховитинов не видит. При больших способностях, громадной памяти и большой работоспособности, при отличном здоровье – Болховитинов, на мой взгляд, сбит с прямого пути. Юденич не забудет Болховитинову Сарыкамыша, когда он с Мышлаевским улепетывал 12-го из Сарыкамыша, а 14 из Меджингерта на Калышман. Испортил Мышлаевский хорошего офицера, каким всегда был Болховитинов. Болховитинов чувствует, что я изменил свои отношения к нему. Он, вероятно, объясняет это другим, но могу ли я идти человеку навстречу с открытым сердцем, когда он юлит, искажает действительность и служит своему начальнику не искренно. Угождая во всем великому князю, он служит другим интересам и в этом большая опасность. Может быть, мой приговор суров, но он не вытекает из нерасположения и недружелюбия. Наоборот, Болховитинов мой старый офицер. Я всеми силами его поддерживал; но его деятельность не полезна, с побуждениями, которых одобрить не могу.

3-го апреля

Вчера вечером с Янушкевичем имел продолжительную беседу по тому же тылу. Он заявил, что его взгляд на этот вопрос совпадает с моим в общем и в частностях, что он давно докладывал об этом великому князю и что его совесть, как выражается, чиста. С того времени, как Янушкевич в должности помощника наместника, по его рассказу, отношения к нему великого князя по тому, как было раньше, круто изменились и никакого доверия к нему не было. Может быть, Янушкевич преувеличивает, но фактически это так. Всем овладел Болховитинов. И пусть владеет, но лишь бы с пользой для дела и великого князя. Но этого-то и нет. Вообще во всех делах здесь, и по словам Янушкевича, Болховитинов центральная фигура, но с окрасом в сторону минуса. Я видел это с первого дня. Он нравится великому князю своею готовностью на все, не разбирая, полезно или неполезно этому самому великому князю, не говоря о деле. Но он умен и способен и может много работать. Но приемы у него Мышлаевского, у которого учился при графе Воронцове-Дашкове. Посмотрим, что будет. У великого князя в этом отношении все открыто, он знает, что перед ним и какого качества, и он может сам распоряжаться, никого не спрашивая.

Здесь я лишний. Мои заявления бесплодны. Ни предварительно, ни при решении меня не привлекают. Я узнаю о совершившемся как о post factum. Не претендую и претендовать не могу. Мое вмешательство было бы назойливо и неправильно, ибо по существу знаю только то, что дают.

После взятия Эрзерума меня 8-го февраля выслушали, но сделали по-своему; во время моей поездки организовалось Трапезундское предприятие, без связи с главными силами. С замыслом и исполнением я не согласен. Возможно, что обстановка противника мне плохо известна, а Юденичу и Болховитинову хорошо известна.

Но мои выводы, сделанные в феврале и марте, осуществляются довольно точно, хотя материал был плохой. Оценка материала разведки у них своя, а у меня своя.

Я считаю тыл армии не только устроенный, но совершенно расстроенный, и расстроенный ими, т. е. Юденичем и Болховитиновым, организовавшим его и теперь отстаивающим его. По этому вопросу я поднял энергичный поход письменно и словесно. Он мною закончен, и решение должно исходить от великого князя. Но думаю, что будет компромисс или останется по-старому.

Меня это волнует и физически истощает. Теперь это закончено и моих заявлений не будет, ибо они бесполезны.

Когда шли операции и волнения в декабре, январе и феврале, был нужен. Теперь тихо, я не нужен. Но впереди большая гроза, и мы к ней по-должному не подготовлены ни в оперативном, ни в административном отношении. Не готовились так, как я это понимаю и считаю нужным, но готовились так, как они привыкли – спорадически, без внутренней связи с настоящими и ожидаемыми событиями. Вернее, готовятся, как умеют.