«Запомните меня живым». Судьба и Бессмертие Александра Косарева
Шрифт:
Безусловно, всех утро должно было встречать прохладой с «песней гудка» и все обязаны были привыкнуть к многометровым кумачам с изображением Сталина. Другой страны как бы не существовало. Виделась только одна – «страна мечтателей, страна ученых».
И арестованный в 1938 году Косарев, бесспорно, когда его везли в тюрьму, мог видеть из воронка в числе других портретов на стенах домой и свой. Они были не только в Москве, а по всей стране.
Слишком долго он был любимцем Сталина – что никого не удивляло и ни от кого не скрывалось! Иногда, чтобы добраться до Сталина,
Я думаю, во многом свою славу. И не только благодаря должностям – Косарев был кандидатом в члены и членом Оргбюро ЦК ВКП(б), членом ЦИК СССР 5–7 созывов, депутатом и членом Президиума Верховного Совета СССР первого созыва, депутатом Верховного Совета РСФСР, облачен другими высокими званиями, регалиями и полномочиями.
Его любили «в массах» почти как Кирова за демократичность, человеческую отзывчивость, простоту, смелость. Поэтому его имя при жизни – после смерти отменили! – носили пограничные заставы и отряды, Центральный аэроклуб Осоавиахима, нефтеналивное судно Волжского речного пароходства «Александр Косарев», поселок и ударная шахта на золотых приисках Алдана, Научно-исследовательский горноразведывательный институт Наркомата тяжелой промышленности СССР, станция на Южной дороге.
Был даже танк «Косарев» – новейшей конструкции, находившийся на вооружении Белорусского военного округа.
Но в ноябре тридцать восьмого мой дед, комсомольский вождь всего СССР, лежал на грязном линолеуме Внутренней тюрьмы Лубянки вниз головой в луже рвоты и хрипел от бессилия.
На допросе в 1954 году свидетель этих пыток бывший капитан НКВД Козлов даст следующие показания: «Макаров держал Косарева за ноги, Родос за голову, а Шварцман бил его резиновым жгутом».
А хрипел Александр Васильевич примерно о том, что, если б товарищ Сталин знал, во что Ежов превратил наркомат внутренних дел, он бы заставил снести НКВД, а Ежова с Берией подвесил бы за срамные места у Лобного места.
Но Сталин, разумеется и вне всякого сомнения, знал всё.
В 1932 году товарищ Сталин, например, отлично знал, что Косарева называют «младшим генсеком», а кое-кто прочит его к нему в преемники. Но никак не комментировал это, усмехаясь в усы.
В апреле проводили парад физкультурников, значкистов ГТО. Парад принимали с ленинской гробницы Сталин, Ворошилов, Каганович, Микоян, другие важные фигуры. А Саша Косарев вместе с главой Всесоюзного совета физкультуры и спорта Антиповым и с главным профсоюзным боссом Шверником, а также с Ягодой стояли на сквозняке в воротах Спасской башни.
Они ждали командующего парадом.
Начальство с трибуны мавзолея с интересом на них поглядывало.
Ягода стоял впереди по направлению к Кремлю, а Косарев за ним. Тем не менее, подъехавший на лошади командующий физкультурным парадом, игнорируя Ягоду и через его плечо, обратился к Косареву.
– Товарищ генеральный секретарь Центрального Комитета комсомола! – зазвенел усиленный радио его голос на всю площадь. – Участники парада физкультурников построены! Разрешите открыть парад!
– Разрешаю, –
Лицо Ягоды исказила такая злобная гримаса, что Косареву стало не по себе.
Командующий процокал на площадь отдавать другие приказы.
Сталин ухмылялся.
И в тот же день перед ночным совещанием он не преминул заметить наркому внутренних дел:
– Что же это не ты парад принял, а Косарев?
Ягода промолчал. Это был риторический вопрос и насмешка. Но Ягода с Косаревым, до самого своего снятия с должности, ареста, суда и расстрела, держался холодно.
Осень 1932 года выдалась неудачной и тревожной для всей страны, не только для Косарева.
Голод на Украине принял такие масштабы, что Сталин велел прекратить любой экспорт зерна и увеличить хлебозаготовки. Добиться производительности от крестьян, силком загнанных в колхозы, также без применения насилия и репрессий не удавалось никому. Неухоженные поля не родили хлеб, засуха снижала урожай больше, чем людская лень и пьянство.
Империя была велика.
Нет хлеба на Украине, есть на Северном Кавказе, и задача встала как перед Гражданской войной: не продразверсткой или продналогом, а просто под дулом карабина опустошить амбары, заставить людей отдать всё до зернышка.
Но те, на кого была возложена задача по пополнению хлебного запаса, поняли ее по-своему, и в адрес Сталина полетела телеграмма с проектом постановления о чистке комсомольских организаций Кубани и Северного Кавказа:
«Просим санкционировать настоящее решение. Секретарь ЦК ВКП(б) Л.М. Каганович, генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ А.В. Косарев. 04.11.1932».
Это были еще далеко не чистки 1936–1938 годов, когда за исключением из комсомола следовал арест. Но начало было положено. И по сравнению с 1937 годом, когда
Косарев приходил в ужас от масштабов репрессий, в том числе и против комсомольского актива, чистки ограничивались собраниями с проработкой и мягкой заменой комсомольского секретаря.
У Сталина дело дошло до семейного скандала, когда его жена Надежда Аллилуева вернулась из поездки на Северный Кавказ и Украину. И в свободную минутку поделилась с мужем впечатлениями.
Когда их поезд шел через Украину, поступил вынужденный приказ не открывать двери вагонов на стоянке. Все равно поезд обступили тысячи голодных людей, они протягивали к окнам своих тощих детей, руки, умоляли дать хоть кусочек хлеба. Она видела грузовики, полные трупов, – немыслимые со времен красного террора 1918 года, – распухших старух и детей, людей, которые чуть не убивали друг друга, пытаясь завладеть убитой собакой или лошадью.
– Разве о такой стране мы с тобой мечтали, Иосиф? Разве это хотели бы видеть наши товарищи, большевики, отдавшие жизнь революции?
Разговор закончился грандиозным скандалом, оскорблениями, едва ли не рукоприкладством. Как эта баба, женщина, которой он верил, посмела вмешиваться в его политику?
7 ноября 1932 года Косарев, который во время парада и демонстрации стоял на мавзолее, обратил внимание, что Сталин хмур и раздражен больше обычного, ему приходится не без усилия натягивать на лицо улыбку.