Запонки императора, или орехи для беззубых
Шрифт:
— Слышала я о каких-то чудо-запонках у твоего Карена. Нельзя ли на них взглянуть?
Я сделала непонимающее лицо.
— А я тут влипла в странную историю. Пошла недавно с подругой в ресторан, выпили мы хорошо, и понравился мне скрипач из оркестра. Я послала ему бутылку водки, и он подошел к нашему столику. Молодой парень, лет тридцати. Сначала он играл мне, а потом я тряхнула стариной и запела, я ведь в молодости имела недурственный голос… Потом он подсел, стал мне руку целовать, такую лапищу, стихи читал по-английски. Ну
Я украдкой посмотрела на часы.
— Что мне теперь делать? Вдруг парень — рэкетир? Или охотник за богатыми старухами? Или некрофил?
— Очень просто. В следующий раз скажите, что ваш сын возмущен его звонками, а внуки смеются и хотят набить ему морду за то, что пристает к бабушке…
— Думаешь, отвяжется? А если я всерьез ему понравлюсь?
— Он понял из беседы, что вы собираете антиквариат?
«Тетя Лошадь» шумно вздохнула.
— А хрен его знает, я когда выпью — несу что Бог на душу положит. Но украшения на мне были дорогие.
— Бриллианты?
— Нет, флорентийская мозаика.
— Ну вряд ли у него такое серьезное образование в области ювелирного искусства.
— Не скажи. Когда я рассказала ему о запонках Карена, даже пообещал брошку в таком же стиле…
Я вздрогнула.
— А что вы о них знаете?
Она хитровато улыбнулась.
— О них — ничего, а с Таисьей Сергеевной дружу лет пятнадцать…
— Зачем надо было говорить о запонках незнакомому человеку?
— Он сказал, что все может достать, вот я и попросила подобные, из хорошего дома…
Я совсем забыла о ее жадности. А ведь раньше меня трогало в ней алчное желание встретить чудо за бесценок.
Я посмотрела на часы. Карен так н не появился, и жгучее беспокойство погнало меня домой.
Прежде всего я обратила внимание, что газеты не вынимались из ящика с того дня, как я ушла, а поднявшись к себе, с удивлением обнаружила, что дверь в квартиру не заперта.
Я прошла в комнату с какой-то опаской. Наверное, подсознательно я подозревала несчастье, потому что, увидев лежащего на боку Карена, не вскрикнула, не бросилась к нему, а посмотрела на стол.
Картина исчезла.
Потом я нагнулась над Кареном. Он был убит чем-то тяжелым, ему размозжили затылок, а перед этим связали руки и ноги.
Странно, но при виде трупа я не испытала ужаса. Это был не Карен, умевший возбуждать и радовать меня в постели, а какой-то муляж. Окостеневший, поломанный, с темными пятнами на связанных кистях. Они выглядели, как ожоги, как будто к ним прижимали сигареты, а на полуобнаженном волосатом животе виднелся багровый след, похожий на след от утюга.
Раньше я не очень верила, читая о рэкетирах и пытках, но теперь вдруг поняла, что Карена сначала пытали, а потом убили.
Сколько же дней меня не было? Кажется, четыре. Неужели за
На цыпочках я обошла комнату, прикидывая, что пропало, кроме картины. Фарфор был на месте, как и мои украшения. Я дотянулась рукой до вазочки-ладьи на книжном шкафу. Запонки лежали там. Потом я обратила внимание, что тайник в секретере открыт, но я в него не заглянула. Положила запонки в сумку и ушла, стараясь ни до чего не дотрагиваться, хотя мои отпечатки могли оказаться где угодно — это же была моя квартира.
На улице я перевела дух, оглянулась и пошла к автомату. Я позвонила в милицию, сообщила о трупе и быстро повесила трубку. Я не хотела встречаться с милицией. Я им не верила, да и мое отсутствие в квартире могло вызвать ненужные расспросы. А мне надо было все обдумать, понять, зачем убили Карена. И кто позарился на Шагала?
Светило солнце, я шла выпрямившись и никого не замечала, пока не налетела на Алку.
Подружка поглядела мне в лицо и потащила в кафе, где заказала по двести граммов коньяка. Она ни о чем не расспрашивала, и я сама ей сказала:
— Карен убит, а Шагал пропал.
Она несколько секунд смотрела на меня, потом закурила.
— А что говорит милиция?
— Не знаю. Я их не видела, я вызвала их потом, когда ушла из квартиры…
— А как они туда попадут?
— Я не закрыла дверь.
— Ну, сильна… А если обчистят?
— Теперь наплевать…
— Ну, сильна… Его при тебе убили?
— Я не жила там дня три, перебралась к матери, мы с ним крупно поругались…
— Интересно, прямо как в романе, — сказала Алка жизнерадостно, но я видела, что она мучительно соображает, насколько это может оказаться для нее важным.
— Квартиру он на тебя хоть перевел?
— Да. Я там прописана. Уже два года.
Мы помолчали.
— Хорошо, что ты не бросила работу. В случае чего — не тунеядка, а личная жизнь никого не касается… Ты же совершеннолетняя, самостоятельная женщина.
Она точно подслушала мои мысли. Только я не представляла, как вернусь домой, как смогу жить в квартире, где лежал труп Карена. Холодная ярость начинала заполнять мою душу. Я хотела знать, кто это сделал, я хотела посмотреть в глаза тем подонкам и поэтому решила ничего не рассказывать в милиции. Пусть они сами разберутся в ситуации, ищут преступников, карают по закону или оправдывают, мне с ними не по дороге.
— Приютишь? — спросила я Алку.
Та кивнула без лишних слов.
— Только тебе придется уходить часа на два в день, когда будет приходить мой профессор, он девушка пугливая.
Я усмехнулась.
— Понимаешь, я не могла ему отказать, он твердо обещал после ординатуры взять меня на кафедру, а иначе мне из консультации никогда не выбраться… Бабки плывут, но нет мне от них радости, точно солому жую, когда мозги не включены…
Мы поднялись, и Алка спросила шепотом: