Запонки императора, или орехи для беззубых
Шрифт:
Маленький гаденыш кинулся за мной, но ему мешали слезы, обильно полившиеся из глаз. Я воспользовалась этим, нагнулась, сделала подсечку и бросила его через плечо, как мешок с картошкой. Потом открыла дверь и побежала по лестнице. Только на улице я заметила, что выронила скальпель в квартире Марата.
Конечно, теперь надо было пойти в милицию, но я с трудом преодолеваю антипатии. Когда-то в юности я пыталась продать на Тишинском рынке старые шмотки, чтобы купить новые туфли.
— Да подавись ты своим протоколом, хрен собачий!
— А за это схлопочешь пятнадцать суток… — начал он.
— А ты из милиции вылетишь впереди своего собственного визга, когда моя мама позвонит Галине Брежневой…
Я нахально заложила ногу на ногу и щелкнула пальцами:
— Сигарету!
И этот «облом» полез ко мне с сигаретой и зажигалкой.
— В общем, подотрись своим протоколом! — сказала я, вставая, — А вот мне ФИО твое желательно узнать…
Он беспомощно оглядывался, не решаясь призвать меня к порядку, и я вышла из этого вагончика, превращенного в «опорный пункт милиции», показав ему на прощание фигу…
Нет, в милицию я не хотела обращаться, а вот узнать московские сплетни можно было через «тетю Лошадь».
Я позвонила ей, услышала вопли, очень торжествующие и громкие, по поводу смерти Карена, строгий призыв приехать немедленно и обещание советов и поддержки…
«Тетя Лошадь» попробовала заключить меня в объятия, всплакнуть, но я засмеялась:
— Перестаньте! Вам это не идет…
Она тут же настроилась на мою волну и закричала, — она не умела говорить тихо, — что Карен был стервец и проходимец, но делал большие дела, и она надеется, что я вспомню о ней, когда начну распродавать его вещи… Потом она стала показывать мне квитанции почтовых переводов на разные благотворительные цели, церкви, священникам…
— Понимаешь, пора о душе думать, звоночки уже были, я и своему скрипачу сказала.
— А вы его все-таки пустили в квартиру.
Она повинно хмыкнула.
— Вкрался, стервец, в бабью душу, да и полезен бывает, сегодня вырезку притащил из ресторана — закачаешься…
— Он каждый день к вам забегает?
— И денег не берет, из симпатии, говорит, тоска по матери, которую не помнит.
— А как же реставратор Степа?
— Ну, я ему не докладываю… Да и перестал он для меня мышей ловить, зазнался, почти неделю не могла упросить, чтоб чашку склеил, я такую
Мы посидели на кухне, она все охала, что я не отдала ей Шагала, что не показала запонки, при этом очень сноровисто разогрела гречневую кашу, телячьи отбивные, полила все ореховым французским соусом. «Тетя Лошадь» любила и умела поесть и себе ни в чем не отказывала, но никому не помогала, если это не сулило ей крупных выгод…
— Вас уже вызывали в милицию? — спросила я.
— Нет, ко мне являлся утром один следователь, такой тощенький, нервный, и все губки покусывал, точно его родную тетку укокошили…
— Что их больше всего интересовало?
— Ты, матушка, ты, золотце алмазное. Как получила квартиру, откуда обстановка, в каких отношениях была с Кареном… Ну, я все честно, как на духу доложила, объяснила, что считалась полюбовницей, но работала и секретаршей, что на аукционах бывала, разбиралась в искусстве, но Шагала достала с рук, в магазине эта картина не всплывала…
Она рассказывала о своем стукачестве, точно читала мне на ночь детскую сказку, и никакого смущения на ее лице я не заметила.
— Зачем вы меня заложили?
— Я же коллекционер, все мы под Богом, вернее, под МВД ходим…
Тут она была чистосердечна. При ее широкомасштабных операциях по покупке и продаже она легко могла повиснуть на крючке…
— Ну, как жаркое, правда, божество и вдохновение?! Я вчера своего крестника им ублажила от пуза.
— Степку-реставратора?
— Да, он мне и рассказал о Карене.
— А когда? — со старательной небрежностью спросила я.
— Да сразу после аукциона. Или до — не помню голова уже не так варит, как раньше, я могла всего «Евгения Онегина» наизусть прочесть…
Сердце у меня остановилось, потом забилось учащенно.
Первая ниточка. В милицию я звонила около четырех, до этого времени об убийстве могли знать только исполнители или свидетели. Но «тете Лошади» даже вида нельзя подать, она тут же ему позвонит. Я перевела разговор на ее новую покупку — бисерную вышивку с собакой, которую она купила на последнем аукционе.
Потом вспомнила, что у меня есть вазочки Галле, отчего ее глаза заполыхали как бриллианты. Это были самые популярные на аукционе предметы. Чем меньше вазочка, тем дороже, особенно на аукционах в Лондоне. За них давали десятки тысяч долларов.
— А много от Карена осталось Галле?
— Хватает… — Взгляд у меня был туманно-многозначительным, как у истинного коллекционера…
— Но мы играем…
— За адрес Степана. Я хочу отреставрировать сервиз Софронова.