Заповедник "Неандерталь". Снабженец
Шрифт:
Бывший кирасир бегло прочитал мандат и, отдавая его обратно, примирительно сказал.
– Это вам не ко мне. Это к Баранову. Я подумал, вы за лошадьми приехали. Так что позвольте откланяться.
И надел папаху на голову, заматывая башлык.
– Метёт? – участливо спросил Ваня Юшко.
– Метёт, - подтвердил бывший кирасир. – К вам Баранова прислать?
– Если будете так любезны, мы были бы вам за это благодарны, - ответил я.
Когда входная дверь стукнула за ушедшим кирасиром, я
– Ваня, доставай еще один штоф ««Смирновской»». По писятику маловато будет. До наркомовской нормы не дотягивает.
Выпив, и с удовольствием закусив бутербродом с салом и луком, я спросил у сторожа.
– А этот Рогузский тут большой начальник был?
– Если не брать князя обер-егермейстера и барона егермейстера, да царского ловчего, то в нашей Егерской слободе третьим он тут после царского стремянного и царского ружьеносца. И хотя с должности сам ушел по болезни, на конюшне кажон день пропадает. Беспокоиться за лошадок. Любит их. Дневальные-то конюхи разбежались все.
– Он дворянин?
– Откуда, - захихикал сторож, – почётный гражданин, правда, потомственный. А так происхождения он самого подлого - крестьянского. Рази что католик, а не православный. Но конюшнями в нашей слободе он четверть века уже ведает. Трудно сказать, откуда он у нас появился. С какой стороны. Тут почти все потомственно должности перенимают. А этот – кирасир, едри его мать.
И присев на корточки сторож подбросил пару поленьев в печь, хлопнув чугунной дверцей.
– А Баранов? Кто таков будет? – не отставал я от сторожа, ибо информации лишней не бывает.
– Барановы – наш род. Слободской. – Ответил сторож, поднимаясь на ноги. – Завсегда при собаках службу несли и передавали ее от отца к сыну. Только вот от всего этого рода тут один человек и остался. Кого на японской войне побило, а кого и на германской.
– Разве царских слуг в армию призывали? – удивился Ян Колбас.
– Даже великие князья на войне гибли, - усмехнулся сторож. – А уж дворцовых служителей от воинской обязанности никто не ослобонял. В соответствии с возрастом все в войске служили.
– А должность у Баранова какая? – не отставал я от сторожа.
– Был государев доезжачий [конный псарь]. Сейчас - корытиничий [лицо, заведующий кормлением собак] при меделянах. Сам попросился на такое понижение, после того как царскую охоту закрыли и государевы чины не у дел остались. Он и живёт с ними на псарне, хотя четверть дома в слободе имеет. Бобыль. Ближе собак у него никого нет.
– А в каком сословии Баранов состоит?
– Иван Петрович-то? Личный почётный гражданин. А вот и он.
В горницу вошел крепкий мужик лет сорока в короткой крытой сукном бекеше, черной смушковой папахе и
– Метель закончилась?
– спросил его Юшко вместо приветствия.
– Развиднелось, слава богу, - ответил визитёр, обметая веником снег с бурок.
– Я – Баранов, кому я тут понадобился?
– Мне, - ответил я. – Раздевайтесь. Проходите. Присаживайтесь к столу, пока самовар еще горячий.
Прежде чем пугать мандатом налили пришедшему чаю, пододвинули тарелку бутербродов с икрой. Подождали, пока попьёт-поест.
Ознакомившись с мандатом ««от Дзержинского»», Баранов спросил.
– А что будет, если я собачек не отдам? Расстреляете? Мне уже матросня штыками грозила, да мордашей спужалась.
Смелый мужик. Видно, что не храбрится-хорохорится, а действительно нас не боится.
– Зачем? – натурально так, по-доброму улыбнулся я. – Есть более страшные репрессии. К примеру, лишить всю слободу хлебных карточек как представителей бывшего эксплуататорского сословия, царских сатрапов и прислужников. А в газете напечатать, что это всё из-за вас. Как вам такой оборот дела?
– Сурово, - согласился со мной царский псарь. – Ну, что же, пошли собачек смотреть.
Егерская слобода была организована как шляхетский застянок в Черной Руси. С одной стороны от выложенной булыжником главной улицы шли жилые дома царских егерей, с другой хозяйственные службы императорской охоты.
Дома были крепкие рубленые из бревна на каменных фундаментах, обильно изукрашены деревянной резьбой. Выступающий конёк крыши оформлен в виде головы лося с настоящими лосиными рогами на ней. Крыши дранковые, окрашенные зеленой краской. Сами дома – желтые. Красивые.
Но красивость самих домов не отменяла уже нашего знания, что практически все эти дома – коммуналки. На две, а то и четыре семьи. Однако на всех домах гордо блестели начищенный медные таблички – ««Ловчий Его Величества…»», ««Старший стремянной…»», ««Оруженосец Его Величества…»».
Пекарня и лавка Потребительского общества рядом с канцелярией, наверное, в честь нашего приезда, не открывались для посетителей совсем.
Вдоль мостовой, отделяя ее от домов, шла липовая аллея.
Через реку перекинут каменный мост.
К этой реке, а скорее большому ручью, мы и держали путь след за Барановым. Этот ручей насквозь проходил через все собачьи дворы – борзые, сеттеры, гончие, легавые собаки отделялись друг от друга сетчатыми заборами. И содержались все разом на своих дворах. А вот искомые нами меделяны и мордаши содержались отдельно ото всех.
– В этом ручье мы летом собак моем, - заверил нас царский псарь. – А так воду для них отсюда же и берём. Пришли. Вот они красавцы. Справа меделяны, слева мордаши.