Заповедное изведанное
Шрифт:
– Голодная, приготовь чего-нибудь, уже скоро. Целую.
обыкновенная студентка. наверное, снимает комнату пополам с парнем. их много тут таких, студиозусов – скорее всего, не томичка она, обознался. из Новосибирска или Омска, из академической семьи, поэтому такая чистая речь… нормальная первокурсница – кто ж нынче без парней? вот он и ждёт её, какой-нибудь веб-мастер, как и я работающий на дому в виртуальности Сети, а вечером награждаемый реальностью в её лице.
тут она вскакивает, сбрасывает монетки в ладонь кондукторши, властно берётся за поручень, даже не глядя в мою сторону. вид чёрных лосин сзади такой же не вдохновляющий, как вид спереди ниже лица – какая-то неприветливая плоскость при широкой расстановке ног. это всё не
на пустынной и ветреной остановке быстро выходит в серую тьму и возвращается как бы, будто автобус проехал лишнее. мы остались теперь вчетвером в автобусе – и тут-то молодой шофёр погасил свет в салоне, для экономии, да разогнался вовсю. я всё так же улыбаюсь – может быть, с облегчением.
вот кто охранял меня надёжнее сумки – ещё не говорящий сынишка молодой семьи. он катит то вперёд, то по кругу свою пластмассовую жёлто-синюю, как моя рубаха, машинку. он ведёт нас в своё будущее, путём семьи. наши с женой шофёра молчаливые улыбки – говорят больше слов. она видела игру страстей на моём лице, видела и весёлую истерику глаз моих, мелькавших вслед за любым оконным светом по оба борта автобуса… и благодарна мне за такое, а не другое решение.
конечно, это бред. меня ждут три женщины, из которых самая маленькая – самая властная. её предать не имеет право не только моя мысль, но и мои пальцы, везущие ей всё, что в сумке… то забираясь на горы, то выруливая на новые круги, где автомобили меняют по-томски свой курс – наш автобус следует неизвестным мне курсом, но домой.
и кажется мне уже, что это не автобус – поскольку высоко он так поднялся над светящимися окОнно кварталами, – а самолёт. и он в ночи медленно планирует, снижается в город моей любви, моего и уже не моего, а моей наследницы будущего… на её родину.
я не вышел в микрорайоны приключений, благополучно миновал Второй микрорайон – и приехал в город многодетный, мне доселе невидимый, населённый такими вот семьями, как эта, шофёрская. город, живущий простыми, но очень важными жизненно заботами – живущий своим трудом и своей верностью. опора личная, семейная тут важна, как асфальт под колёсами. сколько он нарулит за месяц, этот мой ровесник-шофёр? тысяч пятнадцать, тут это ещё хорошо. я получаю вдвое больше, но оптимизма моего не заметишь. а он улыбается, летит, снижается и в свою семейную жизнь, в свой домашний вечер – снимет мальчонку с мотора, обнимет жену… видно, что роды не прошли для неё бесследно – она пополнела не только фигурой, но и лицом, поблекла, наверное. сидеть тут кондукторшей без движения – работа не сахар, сахар в термосном чае полнИт, но она не теряет весёлого выражения лица, надежды родить братику сестричку. им хорошо вместе, они опора друг другу – каждый, поэтому мальчонка так уверенно давит на колёсики своей машинки. и это радует жену шофёра, не меньше, чем его самого… а моя жена куда красивее – просто красавица стройнейшая рядом с ней. только это не повод для высокомерия, это повод для солидарности. весь рабочий город сегодня – со мной, и держал меня, сжимая заботливыми стенами ПАЗика, как натруженными, пропахшими машинным маслом ладонями.
молчаливый мальчик давит на колёса своей машинки, ощущая ладонью жар мотора под кожухом – рабочий день отца позади. жена его спрашивает:
– В город поедем?
– А кто-то ещё едет, спроси?
– Молодой человек, вы ведь до акадЕма?
– Да, как и договаривались, но спасибо за экскурсию.
– Не за что… Вам где остановить?
– Да на остановке первой же, дом пять где.
– Можем прямо к подъезду.
– Второй
– Лестницу выдвинем…
весёлая жена – уже хорошо. наконец, как-то косо, тем самым Иркутским трактом, автобус приземляется в знакомый мне лесной пейзаж у скрещения мостов, и теперь путь до остановки кажется короче и проще. прилипшие к ладони пятаки и рублики, эту более, чем заслуженную плату за проезд, ссыпаю торжественно жене, мальчик смотрит улыбаясь – он уже ощущает возвращение домой. автобус семейного подряда становится только семейным…
как же близко, но и далеко расположен нужный мне подъезд! близко от остановки и далеко от момента смешливого риска среди светящихся вокруг автобуса окон. вот и типовой домофон, железная дверь, покрытая досками, как во многих домах районов, где проезжали… всё ещё присутствует рядом неким эхом вероятность безумного вбегания в город и чужой подъезд наобум с незнакомкой. но нет: я уже другой, я уже не тот… короткое взбегание по лестнице, и я дома. и запах отработавшей свою смену духовки приветствует, сдобный, слоёный, с отдалённой примесью пороха – плита новая, не прожаренная ещё. и быт потребует новых покупок, приятный, верный быт…
у светящегося как те, что наблюдал в пути, окна, забравшись в родной интернет, всё ещё ощущаю круговое смещение пространства – эхо автобусных извилин, движение во мне продолжается. и как я счастлив, что мой прицел не сбился, и я оказался из тысяч – именно в этой комнате! а за стеной крепко спит и доверчиво сопит малютка, так похожая на моего дядю – и только я это знаю, и только на краткие месяцы это сходство будет видно, подчёркивая преемственность всего родного в моей жизни, которую я не променял на другую и которая могла бы оборваться сегодня же. и в этих лентах новостей, что я пробегаю в поиске самого худшего – было бы известие о странной гибели нарядного поэта в трущобах…
зовут есть пиццу.
Трамплин
(рассказ)
Месторасположение его словно предсказано Ленинскими Горами, всей природно-урбанистической композицией. Двухъярусным московским мостом-связкой лиственных гор и каменных Лужников, амфитеатра и сцены (города). Справа, если приехать из центра на станцию «Воробьёвы Горы» или идти от Лужников пешком по мосту – видна вершина трамплина. Его придумал там установить мой дед, ещё когда был довоенным директором Треугольника ЦПКиО, простиравшегося в первой половине двадцатого века вплоть до смотровой площадки. Деда я не видел – меж его болезнью, преждевременной смертью и моим рождением простёрлись двадцать лет. А вот трамплин помню с детства – мама возила меня в сиреневом комбинезончике с олимпийским мишкой-нашивкой осенью гулять на Ленинские Горы… Надёжный дед придумал физкульт-привет мне – до сих пор «надпись» видна, торчит из лиственной палитры.
Томск и Москва, казалось бы, ничего общего не имеют структурно – но если ухватиться за трамплин взглядом, то явится аналогия с Ленинскими Горами и «Москвой-рекой», протекающей тут похожей дугой, но в виде железной дороги-одноколейки от вокзала до вокзала, Томска Первого и Томска Второго. И тоже под мостом журчат поезда. На месте же московского Университета, если чуть сократить столичные масштабы, оказывается Академгородок – даже тут совпадение. Правда, нет шпиля со звездой, но есть выглядывающие из лесу башни жилых домов. Они сквозь мороз зовут электрическим светлым уютом…
Сюда меня забросила судьба-женитьба. Поначалу – наверное, как и во время казавшихся в детстве лесными прогулок на Ленгорах, – всё представилось окраиной, чащей, лишь слегка цивилизованной группой домов. Но потом границы расширились, мои приезды календарно участились. И уже не в зимней тьме или же дневном морозном мареве, скрывающем горизонты, а летом, средь листвы, я привык видеть трамплин – одичалый скелет мастодонта, выглядывающий из леса, как из зоологического музея… Этакое злое знамение среди радостно зеленеющих склонов.