Запрещенная реальность. Том 1

Головачев Василий Васильевич

— Не спешите с оргвыводами, Соболев, — поморщился Первухин. — Деретесь вы хорошо, но в политике и социалыюй сфере разбираетесь слабо. Зачем вы обезоружили майора и дали им уйти?

Встретив угрожающе-предупредительный взгляд Белоярцева, Матвей пожал плечами.

— Во-первых, он хотел выстрелить в безоружных людей еще раз. Во-вторых, я считал, что сотрудники «Барса» непричастны к делам «Чистилища», и, чтобы задержать их, надо иметь на руках доказательства. Я таких доказательств не имел. В-третьих, Василий Балуев, ветеран спецподразделения «Вымпел»,

хотел стать членом Ассоциации и попал в здание в момент захвата случайно. А поскольку майор Белоярцев решил испытать «болевик» именно на нем…

— Ясно, не стоит продолжать, — шевельнул пальцами Первухин. — Инцидент исчерпан. Считаю нецелесообразным оставлять вас рядовым сотрудником «Грозы». Есть два варианта: командир особого звена в двенадцать человек…

— Нет.

— И операции ганфайтерного класса — в одиночку, со стопроцентной гарантией перехвата, конечно.

Матвей хотел было ответить «нет» и на это предложение, но подумал и согласился. Первухин ему нравился, мужик он был жесткий, но знающий дело и правильный, без желчной зависти и лукавства. Если он и заблуждался в чем иногда, так искренне. Можно было попробовать работать под его началом.

— Кто будет выдавать мне задания?

Первухин понял скрытый подтекст вопроса, усмехнулся тонкими губами.

— Я. Или майор Хватов — изредка, по приказу директора.

Это Матвею не понравилось, но отступать не хотелось, к тому же Хватов представлял Монарха.

— Уже майор? Поздравляю.

— Я вас тоже, — улыбнулся командир ОБЕД. — С сегодняшнего дня и вы повышены в звании.

— Только учтите, молодой человек, — сказал Первухин, — герои-одиночки в истории Земли никогда не делали погоды. Все решала толпа, плебс, выбирающий и своих правителей, и своих преступников.

— Я не претендую на роль героя.

— Если не претендуете, то не демонстрируйте постоянно свою самостоятельность и искусство рукопашного боя. В иных случаях это не идет на пользу делу и здоровью.

— Учту.

— Пошли покурим, — предложил Хватов.

Они вышли из домика в хмурый осенний день, оставив в штабе Первухина и Белоярцева. Хватов достал сигареты, предложил Матвею, но тот отказался.

Майор вставил сигарету в мундштук с фильтром, выпустил кольцо дыма, кивнул на окно штаба:

— А правда, что ты напал на Люду сзади?

Матвей иронично глянул на собеседника, и Хватов кивнул сам себе, как бы в подтверждение собственной догадке.

— Я так и думал, что Люда врет.

ПРИОБЩЕНИЕ К ТАЙНЕ

На шестнадцатом километре от Московской кольцевой автодороги Ельшин остановил кортеж. Лобанов, сидевший рядом, с недоумением посмотрел на бывшего генерала.

— Что случилось, Генрих? Раздумал ехать?

— Нет, пойдем другим путем. — Ельшин первым вылез из машины, поглядел на проглянувшее сквозь облака солнце и, сгорбившись, засунув руки в карманы длинной куртки, неторопливо побрел вдоль древнего деревянного забора, которым был обнесен полуразрушенный

угольный склад.

Переглянувшись с телохранителем, Лобанов молча последовал за ним. Догнав, спросил:

— Почему мы в прошлый раз не пошли этим путем?

— Я был уверен, что пройдем поверху.

— А тут как — понизу?

— Тут ветка спецметро. От Лубянки его заблокировали, но есть пара колодцев, о которых никто не знает.

— Охраны нет?

— Возьми с собой пару человек, остальные пусть ждут здесь, у машин. Авто пусть отгонят за кусты справа, чтобы не бросалось в глаза с дороги.

Лобанов отстал, отдал короткое распоряжение старшему группы охраны и присоединился к бывшему генералу с двумя телохранителями, одним из которых был Дзиро Маюмура.

Ельшин остановился у покосившихся ворот, оглядел отодвинутую створку, пролез сквозь щель на территорию склада. Затем уверенно направился к одинокому бараку, в окнах которого кое-где еще уцелели стекла. Уголь отсюда давно забрали, двор был перекопан траншеями, усеян ямами от экскаваторных ковшей, и идти по сырому черному грунту было нелегко.

Не оглядываясь, Генрих Герхардович проследовал внутрь барака через сорванные ворота, остановился возле крепкой на вид кирпичной стены с полураспахнутой железной дверью. Хмыкнул, разглядывая дверь.

— Что? — подошел Лобанов.

— Похоже, нас опередили… Фонари взял?

Маршал «СС» сделал приглашающий жест, второй телохранитель — на голову выше Ельшина и вдвое шире — снял с плеча объемистую сумку, достал фонари и приборы ночного видения, а также оружие — автоматы Никонова и «глушак». Лобанов взял суггестор, предложил «никон» Ельшину.

— Если нас встретят, — отказался тот, — не поможет и танк.

— Тогда я возьму остальных.

— Я имел в виду не спецов ФСБ или военных. Боишься или не веришь — не ходи.

— Я оптимист, — пошутил Олег Каренович. Ельшин покосился на него, кривя лицо в полуулыбке, взял фонарь.

— Существует поговорка: когда к власти приходят оптимисты, пессимисты начинают понимать, что их пессимизм имел все основания.

Подсвечивая под ноги, он со скрипом открыл железную дверь до конца и пролез в помещение, пол которого был усеян шлаком, битым кирпичом и заляпан пятнами смолы. В помещении находилась печь с выпуклой железной заслонкой, которая тоже была откинута. И лишь когда Ельшин, не говоря ни слова, полез в полуметровое отверстие печи, Лобанов понял, что «печь» — замаскированный вентиляционный или пожарный люк.

Один за другим по железной лестнице они спустились в бетонный колодец со скобами и продолжили путь вниз. Преодолев метров двадцать — по расчету Лобанова, — отдохнули в трехметровом бункере с вентилятором, откинутым на петлях к стене. Затем продолжили спуск, пока не достигли дна; случилось это примерно на пятидесятом метре от поверхности.

Выпуклый, с кремальерами запора, люк и здесь был открыт.

Видимо, тот, кто пользовался лазом последний раз, не собирался возвращаться той же дорогой.