Запрещенные письма
Шрифт:
— Мы стараемся избегать брани. В этом нет необходимости.
Я фыркнул.
— Извини, пикси, но я говорю так, как хочу
— Мой брат тоже иногда ругался, но это плохая привычка. Совет говорит о том, чтобы сделать брань нарушением закона.
Сев рядом с ней, я откинулся назад и уперся руками в песок позади себя.
— Это смешно. Вы не можете сделать слова незаконными.
— Конечно, можем.
— Но как это контролировать?
— Я не уверена, но кто-то сказал, что идея состоит в том,
Я прищурился.
— Это твое извращенное чувство юмора или ты серьезно?
Она повернула ко мне лицо, и на нем появилась улыбка, которая сделала его мягче и красивее.
— Я бы хотела, чтобы это была шутка. Как автору мне нравится разнообразие слов, акцентов и речевых моделей. Я сама не часто ругаюсь, но это делает вещи интереснее.
— Да, черт возьми! — я рассмеялся и почувствовал гордость, когда она снова улыбнулась. — Но скажи мне вот что: почему ты поплыла вместо того, чтобы перепрыгнуть через стену?
— Она слишком высокая для меня, а кроме того, по эту сторону расставлены мины.
— Мины?
— Да. Вот почему я пошла в эту часть пляжа. — Она указала в направлении стены, которая была примерно в ста тридцати футах от нас. — Я никогда не подхожу близко. Там даже стоят знаки.
— И ты им веришь?
— А почему бы мне не верить?
Я снова усмехнулся.
— Пикси, да ладно тебе.
— Да ладно? Почему?
— Ну подумай сама. У вас есть волки, но как насчет медведей, пум, лосей и оленей? Они тоже тут есть, так?
— Да. И еще тут живет много диких лошадей и коз.
— Хорошо, и кто-то из них взрывался?
Она нахмурилась.
— Если бы там стояли мины, какое-нибудь животное наверняка бы на них наткнулось.
— Ты думаешь, нам лгут? — ее глаза расширились. — Нет. Не может быть. Наше общество основано на честности и доверии.
Я громко рассмеялся.
— Ты такая милая и невинная.
— Не смейся надо мной.
— Я просто никогда не видел, чтобы кто-то так доверял властям, как ты.
— Ты думаешь, я наивна.
— Я знаю, что это так, но это то, что мне в тебе нравятся. Ты такая чертовски милая.
Мгновение мы сидели молча, а потом я наклонился вперед и нарисовал пальцем круг на песке.
— Если бы я нашел способ, ты бы согласилась жить со мной в Северных Землях?
Ей потребовалось время, чтобы ответить.
— Наши культуры так различны, Тайтон. Может быть, мы на увлеклись друг другом, но на этой стороне все мои друзья. Я увижу их, когда вернусь домой.
— А где находится дом?
— Блю-Вэлли. Это примерно в четырех часах езды на юго-восток отсюда. Это место, где я училась в университете, и там мои друзья… или были.
— Были?
— Некоторые
Вытирая руки о штаны, я старался не обращать внимания на холод.
— Так зачем же возвращаться туда?
Девина раскачивалась взад и вперед. Ей тоже было холодно.
— Но у меня здесь ничего нет. Тут всегда занимались сельским хозяйством, но эпидемия стерла с лицо земли целые семьи. Вот почему…
Она отвела взгляд.
— Почему ты не можешь остаться?
— Может быть, я останусь еще на месяц или два, чтобы погоревать и поработать над своей следующей книгой, но я дала своей бабушке обещание, которое намерена сдержать.
— А, обещание?
Зубы Девины снова начали стучать.
— Да, это были последние слова моей бабушки. Семья — это все, что имеет значение, сказала она, а потом заставила меня пообещать, что у меня будет ребенок.
— Твоя бабушка, похоже, мудрая женщина.
— Сп… спасибо.
— Ох, ты действительно замерзла. Твои губы синеют. Может быть, сидеть на пляже всю ночь — не самая блестящая идея.
— Но волки.
— Я не слышал их с момента, как мы здесь.
Девина повернула голову, чтобы посмотреть через плечо, и нахмурилась.
— Как насчет того, чтобы я проводил тебя домой, а потом ты нарисуешь мне карту, чтобы я мог найти дорогу сюда, когда взойдет солнце?
Поднявшись, я встал перед ней. Как будто это была самая естественная вещь в мире, Девина протянула мне руки.
Мы взялись за руки, и я помог ей подняться. Мне все еще казалось странным и немного сюрреалистичным, насколько она отличалась от любой женщины в Северных Землях и какими естественными казались ей прикосновения.
— Если бы я коснулся так незамужней женщины в Северных Землях, ее защитник убил бы меня.
— Хм. — Она издала звук сомнения.
— Это правда. Ты сказала, что на этой стороне у вас один мужчина на двадцать женщин, но на нашей стороне всего двести пять женщин. При десяти миллионах мужчин это составляет пятьдесят тысяч мужчин на женщину. Единственный способ защитить их — это иметь суровые законы, которые запрещают любому мужчине прикасаться к женщине или даже обращаться к ней без разрешения ее защитника
— Мне жаль это слышать. Тебе пришлось кого-нибудь убить за то, что он прикасался к Уилме?
— Нет. Всем нам, мужчинам, с раннего детства внушают не прикасаться к женщинам, и никто не осмеливался приблизиться к ней. Мой отец, Фредерик или я всегда были рядом, когда она уходила из дома. Теперь эта ответственность ложится на Эммерсона.
— Я не могу представить себя настолько под надзором. Я привыкла везде ездить одна, и это напоминает мне… — Девина указала на велосипед. — Ты знаешь, как ездить на этом?