Запрет на любовь

Джолос Анна

— Беспредел!

— Цыть! — бьёт ладонью по столу Матильда Германовна, и базар затихает. — Отставить возмущение, одиннадцатый «А»! Йога, футбол, китайский, танцы… Всё это прекрасно, но уж, будьте любезны, приоритеты расставляйте грамотно! Вы ведь взрослые люди, в конце-то концов!

— Так и мы о том. Вообще-то, помимо школы, у нас есть и другие дела.

— Дела, Зайцева, у прокурора! Йога и иероглифы не помогут вам с Ковалёвой получить аттестат!

По кабинету прокатывается волна смешков.

—

Ничего не хочу слышать. Все занятия вы посещаете! Я лично буду проверять!

— О-о-о-о-о, — дружно ноют её подопечные.

— Дзюдоистов, танцоров, футболистов, тоже касается! — припечатывает Шац строго, и они замолкают.

— И тех, кто посещает кружок оригами? — нарушает тишину голос особенного мальчика.

Очередной взрыв хохота пресекается повторным ударом ладони по столу.

— Да, Мозгалин, и их тоже, — вздыхает Матильда Германовна, отвечая на его вопрос. — А теперь я продолжу и да, — поднимает руку с часами, — минус шесть минут от вашей перемены. Вы, надеюсь, помните наше золотое правило: сколько времени вы отнимаете у меня, столько же я отнимаю у вас, — берёт стилус и подходит к электронной доске.

Одноклассники тихо бухтят, выражая несогласие, но шуметь снова не решаются, а значит, авторитетом Шац для них всё же является.

— Вернёмся к сочинению, одиннадцатый «А». Задача выпускника — внимательно прочитать текст, выделить проблему, показать, как к ней относится автор, и отразить собственную позицию. Сейчас на экране вы видите слайд, отображающий чёткую структуру сочинения. Первый пункт — формулировка проблемы. Второй — комментарий к ней, включающий в себя два примера-иллюстрации, пояснение к каждому примеру и анализ смысловой связи между ними.

Матильда рассказывает о последующих пунктах плана, но слушают её далеко не все. Краем глаза замечаю, что большинство присутствующих залипают в телефоны, пряча гаджеты под партами или за учебником.

У сидящего впереди Горького на экране открыт какой-то чат и, судя по тому, что одноклассники периодически бросают в мою сторону красноречивые взгляды, обсуждают они там явно не расписание.

— Ну капец, — роняет кто-то.

— Теперь точно исключат.

— Это где?

— Наш на Профсоюзной, чё не видишь, — переговариваются футболисты между собой.

— Петров, Дроздов! Вы мне мешаете! — получают замечание от учителя и делают вид, что убирают телефоны.

В поле моего зрения, благодаря Горькому, попадает фотография, выложенная в этот самый чат. Потому что он, свайпнув пальцем, раскрывает её на весь экран.

Ну ясно.

Кучерявый беспредельщик прислал одноклассникам селфи из участка. Прямо перед вывеской стоит. Ухмыляется.

— Придурок, — вырывается у меня непроизвольно.

— А ты не дура? — прилетает в ответ от Горького.

Правда на том и всё. Взбудораженных выпускников снова

приводит в чувство классный руководитель, оповестивший о том, что первое сочинение должно быть написано уже к завтрашнему дню.

Замечательно…

Алгебра проходит сносно. Математичка — сущая мегера, связываться с которой — себе дороже. Вон даже вернувшегося Ромасенко класс встречает тихо.

На английском всё тоже более-менее нормально. Только одна неприятная ситуация возникает. На этапе командной работы так получается, что я остаюсь не у дел. Обещавшие «принять как родную» наотрез отказываются включить меня в свои группы.

От Филатовой чуть позже узнаю про согласованный бойкот.

— Ты не расстраивайся. Это они из-за Абрамова чудят. Он у нас в классе, к сожалению, типа, лидер и…

— Да мне всё равно, — равнодушно закидываю в сумку тетрадку и ручки.

— Я взяла у Матильды Германовны твой номер. Добавлю в информационный чат. Туда я отправляю важную информацию. Это не тот чат, который без Шац, а тот, который…

— Добавляй, — перебиваю, избавляя её от необходимости что-то пояснять.

— Тат…

Встречаемся глазами.

— Если что, я не участвую в этом их бойкоте. Так что ты, будь уверена, всегда можешь рассчитывать на мою помощь.

Не участвует.

То, что Филатова некий изгой в классе, было понятно практически сразу. Сама я не привыкла делить людей на категории, как, впрочем, и причислять себя к какой-то из них, но вот тут, пожалуй, чётко для себя решила: в этой школе я однозначно буду сама по себе.

— Где у вас библиотека?

— На третьем этаже. Тебя проводить? — предлагает, загораясь энтузиазмом.

— Не надо, — забираю сумку и покидаю кабинет.

*********

Из библиотеки тащу целый пакет книг, выданных добрейшей старушкой, любящей классическую музыку и оригами, упомянутое Мозгалиным.

Выдохнув, спускаюсь по ступенькам и благодарю Вселенную за то, что этот отвратительный день закончился.

— Стопэ, Джугашвили.

А. Слишком рано благодарю.

Внизу меня поджидает хмурый Ромасенко.

— Я Джугели. Руки убери! — роняя книжки, повторяю, когда он тянет меня под лестницу. — Ещё раз дотронешься и я…

— Это она, — сообщает девчонке, сидящей на подоконнике.

Выдёргиваю многострадальный локоть из его мёртвой хватки.

Смотрим с девушкой друг на друга.

Хм. Где-то я её уже видела.

В голове от переизбытка имён и лиц полный каламбур, но я почти сразу узнаю его кудрявую подругу. Это ведь та самая ведущая с праздничной линейки.

— Она проколола шину?

— Да.

— И наваляла моему брату? — уточняет, выражая интонацией явное сомнение.