Запрети любить

Джейн Анна

— Хочу провести вечер в кругу семьи, — добавил отец, вызвав у Игната приступ отвращения.

Какое громкое слово — семья. И как умело отец заменил одну семью на другую. Но Игнат ничего не сказал — решил не устаивать конфликт, по крайней мере, сегодня. Вместо этого он молча презентовал отцу подарок. По его указанию в гостиную внесли телескоп — большой и тяжелый. Продавец уверял Игната, что о таком телескопе мечтают даже профессионалы, что там говорить о любителях!

Пусть отец вспомнит о мечте сестры.

Но он не понял намека. А может быть, просто забыл, что Катя мечтала о телескопе. Отец вообще почему-то

обрадовался, осмотрел подарок со всех сторон и объявил, что лично разберется в механизме наблюдения за небесными телами и они поедут смотреть на звезды в какое-нибудь укромное местечко подальше от городского засвеченного неба.

— Поедем все вместе, — пообещал отец и пристально взглянул на Игната. — И ты тоже. Даже не спорь. Будем разглядывать звезды.

Тот снова ничего не сказал — просто отвернулся, делая вид, что ему интересна дверь. А пока отец разговаривал с мачехой, услышал насмешливый шепот рядом с собой:

— Зачем смотреть на звезды, если одна и так нон-стопом сияет у кое-кого во лбу, правда?

Игнат обернулся и увидел Ярославу — сейчас на ней вместо купальника было нежно-васильковое приталенное платье до колен. Целомудренное — такие платья носят только хорошие девочки. Распущенные волосы, минимум косметики, серьги в виде клевера… Сама невинность.

— Не нарывайся, — тихо сказал Игнат, сгорая от желания взять ее за руку.

Просто взять за руку. Ощутить ее пальцы в своих. Сжать. И не отпускать.

Это точно безумие.

Вместо ответа Ярослава показала ему кончик языка и отвернулась. Он не обиделся — напротив, почувствовал нежность. Как будто любимый котенок стащил кусочек колбасы со стола.

Да что. С ним. Не так.

Ладно бы, он просто бы хотел переспать с ней. Но не брать за руку? Чувствовать нежность? Что?

Как бы вырвать это из сердца? Или придется вырвать сердце?

Мачеха лично приготовила ужин — это был один из ее подарков отцу. Ей даже повар не помогал, она все сделала сама. И блюда были какие-то простые: салаты, запеченная курица, голубцы, какие-то рулетики, канапе. Венцом ее творения был торт, кажется, «Наполеон», и выглядел он отвратно, не как в пекарне, откуда мать заказывала сладкое на праздники. Игнат осматривал тарелки с усмешкой — не привык к такой еде. Зато отец обрадовался.

— Слушай, у тебя оливье, как у моей матери, — объявил он, пробуя салат.

Игнат от еды отказался. Откинулся на спинку стула, сказав, что ему ничего не нравится.

— Ну ты и токсик, — спокойно заметила Ярослава, сидящая рядом с ним.

— Тебя забыл спросить, — огрызнулся парень.

— Игнат, — нахмурился отец, услышав его слова. — Вежливее.

— Да ладно тебе, Костя, — успокаивающе коснулась мачеха его плеча. — Я ведь и правда не особо хорошо готовлю.

За столом они просидели больше часа. Игнат все-таки попробовал кое-что — а все потому, что был голоден. Когда он был голоден, то терял способность критически оценивать ситуацию. По крайней мере, он так себя успокаивал. На удивление ему понравилась еда, которую готовила мачеха, но говорить это он, естественно, не стал. Обойдется. Зато поймал веселый взгляд отца, который явно все прекрасно понимал.

— Яра, будь добра, положи Игнату оливье, — попросил отец, заметив пустую тарелку сына.

— Да, конечно, — с кроткой улыбочкой ответила та.

Ярослава

взяла блюдо, встала и, едва касаясь бедром плеча Игната, отчего тот занервничал, наложила ему в тарелку салат. Причем так много, что казалось — еще пару ложек, и оливье начнет вываливаться из тарелки.

Игнат недобро взглянул на девушку, но та не растерялась.

— Чтобы ты хорошо кушал, рос большим, сильным и умным. Правда с последним у тебя точно проблемы, — шепотом добавила Ярослава, чтобы их родители не слышали. — Хотя бы большим будешь.

— Не провоцируй меня, — предупредил ее Игнат.

— Иначе что? Кинешь в меня голубцом? — спросила она насмешливо. — Или съешь все, что у меня в тарелке?

«Зажму тебя к стене, и хрен вырвешься», — мрачно подумал он.

Нагло улыбнувшись, Ярослава плюхнула еще одну ложку оливье на горку, которая высилась в его тарелке. Забавная она все же. Другие девчонки перед ним либо стелются, либо показывают свою сексуальность в надежде, что он не устоит, а эта бесстрашно его доводит. Играет с ним, как со своим щенком. Думает, что он ничего не сделает? Или уверена в собственной силе? Наивная. Не понимает, что он позволяет ей делать это. Играть.

Когда Ярослава отвернулась, Игнат, сам не понимая, зачем делает это, положил ей на тарелку несколько кусков курицы. Когда Ярослава увидела их, округлила глаза и, кажется, не сразу поняла, откуда они взялись. Потом потрясенно уставилась на Игната, поняв, что это он подложил их ей. Но ничего не сказала. А уже пару минут спустя Игнат нашел эти чертовы куски в своей тарелке.

Он уже хотел отомстить — и накидать этой идиотке все, что было на столе. Но вдруг сам себя оборвал. В детстве они с Катей часто так делали — подкладывали друг другу еду за столом, что ужасно злило мать. Зачем он делает это с Ярославой? Она ведь ему никто. Чужая, ворвавшаяся в его семью. Та, которая способна изменить своему парню с незнакомцем. Высокомерная стерва. Почему он ведет себя с ней так, будто она близкий человек?

Может быть, не только отец, но и он сам предает Катю?

Игнат и сам не знал.

Отец был в хорошем настроении и ностальгически вспоминал моменты из детства и армии, что случалось с ним крайне редко. Новая женушка слушала его, открыв рот, будто ей было интересно, а Ярослава все время улыбалась и шутила. Она неплохо ладила с отцом, и тот относился к ней слишком уж благодушно.

— Когда отец застукал меня с сигаретой, он заставил меня ее съесть. Орал на весь дом, только матери ничего не сказал, а то бы она меня убила. Она была женщиной жесткой, скорой на расправу. Могла сначала подзатыльник дать, а потом пожалеть. Директором завода была, — вспоминал отец. — Жаль, что не дожила до этого дня. Ты бы ей понравилась, Лена.

Он коснулся до руки новой жены, и та ласково улыбнулась, из-за чего Игната передернуло.

— А мою мать она терпеть не мог, — заметил он.

Мать и бабка все время ругались. Страшно ругались, с проклятьями и истериками. Игнат был мелким, плохо помнил, из-за чего, но в его голове отчетливо отложилось, как они с Катей сидят на кровати, держались за руки, пока мать и бабка орут, как ненормальные, бьют посуду и проклинают друг друга.

Отец едва заметно поморщился. Ему явно не хотелось это вспоминать, и он перевел тему: