Запрети любить

Джейн Анна

— Заменить отцу дочь? Ты так стараешься. Образцовая дочурка. Наверное, вы с матерью думаете, что он перепишет на тебя часть наследства, да?

Кровь мгновенно закипела в моих венах, как часто бывало, когда Игнат открывал свой грязный рот.

— Ты бы сам старался быть образцовым сыном. А то вдруг отец вычеркнет тебя из завещания? Что будешь делать? Придется продать все свои крутые тачки, — парировала я смело. Слишком смело. Он не простит мне эту дерзость.

На красивом лице Игната появилось выражение отвращения.

— Думай,

что говоришь. И кому. Ты пока что никто. И мою сестру не заменишь, как бы ни старалась. Поняла?

Я пожала плечами и словно невзначай прикусила кончик среднего пальца, давая понять Елецкому этим незамысловатым жестом все, что я о нем думаю. Его взгляд вспыхнул.

— Еще раз ты покажешь мне это, пожалеешь.

— Так пошло звучит, — позволила я себе улыбнуться. — Как будто бы я показываю тебе совершенно другое.

Его глаза невольно скользнули по моей фигуре вниз, к короткой юбке, в которую я была одета. Это был настолько выразительный взгляд, что мне показалось, будто меня касаются — там, под юбкой.

— Это будешь показывать своему дружку. Такие, как ты, меня не заводят, — сквозь зубы сказал Игнат, с трудом отводя взгляд.

— Какие же это? — вскипела я, вставая.

— Фальшивые, — кинул мне в лицо Игнат.

— Тебя ничто не заводит, Елецкий, — смело сказала я, задрав подбородок и глядя в его глаза. — На твоих часах вечная половина шестого. Сходи к часовщику. Может быть, он тебе что-нибудь отремонтирует.

Теперь уже мои глаза скользнули по его фигуре и остановились чуть ниже пояса. Меня кольнуло воспоминанием, как в библиотеке я касалась его там сквозь плотную ткань джинсов. И чувствовала, насколько он возбужден. Елецкий может сколько угодно ненавидеть, но в тот момент он хотел меня.

Мой взгляд не укрылся от Елецкого. Склонив голову набок, он сказал:

— Ты так смотришь, сестричка… Может быть, сама отремонтируешь? Только волосы не забудь собрать. Мне нравится держать девушку за хвост, когда она передо мной на коленях.

Я буквально задохнулась от возмущения, но не подала вида.

— Какие у тебя интересные фантазии, братик. Но знаешь, я даже за деньги к тебе не прикоснусь. Слишком уж ты противен. Есть в тебе что-то гнилое. Жаль, что у Кости и твое мамы такой сын.

Насмешка мигом пропала из взгляда Игната. Ненависть — вот что пришло ей на смену. Голая неприкрытая ненависть.

— Что… Ты… Сказала? — отрывисто спросил он, делая шаг ко мне.

— Повторить?

— Брейк, — жестко сказал Серж, вставая и становясь между мной и другом. — Хватит. Оба хороши.

— Никогда не говори про мою мать. Идем, — кинул Игнат и, резко развернувшись, ушел. Серж, кивнув нам на прощание, направился следом за ним.

Я несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, приходя в себя.

— Что это сейчас было? — испуганно спросила Стеша, которая на время нашей перепалки

притихла и сидела как мышка. Елецкого она опасалась, как и все остальные, и ей было в диковинку, что с ним могут так разговаривать.

— Не знаю, — дернула я плечом. — Стоит ему открыть рот и сказать какую-нибудь гадость, как меня несет. Не могу, Стеша. Просто не могу. Ненавижу его. Почему он такой отвратительный?

Я села обратно на лавочку, и подруга погладила меня по плечу.

— Все хорошо, Яра. Ты умничка. Достойно ему ответила.

— Не хочу про него говорить, пошел он… Придурок.

Стеша кивнула, давая понять, что все понимает. Какое-то время мы досматривали закат, который приобрел лиловые оттенки, растворяясь в ночи. Наступили прохладные сумерки, а на противоположном берегу начали один за другим зажигаться огни, которые, казалось, дрожат на расстоянии от нас. Глядя на эти огни, я постепенно успокоилась. Чувство ненависти к Елецкому отпустило меня, но я не знала, надолго ли?

— Что с тобой? — все-таки спросила я Стешу, вспоминая, с каким ужасом она отшатнулась от Сержа, когда тот предложил ей помочь.

— Мне так стыдно, — тихо призналась она.

— За что?!

— За себя.

— Поясни! — потребовала я.

Стеша вздохнула, теребя край футболки.

— Такая корова. Упала на ровном месте прямо перед парнем, который мне нравится, — на одном дыхании сказала она.

— И что? — свела я брови у переносицы. — У всех бывает! Покажи мне хоть одного человека, который не падал! Это неправильно, Стеш.

— Наверное, — повела она плечом.

— Почему ты не дала Сержу помочь себе? — спросила я, хотя понимала, что вопрос ей не понравится.

Подруга взъерошила кудрявые, каштаново-медные волосы.

— Потому что я тяжелая, — с трудом проговорила она. — Не хотела, чтобы он… Чтобы он… Короче, не хотела, и все! Это унизило бы меня еще сильнее. Ты же знаешь, он мне нравится, — в ее голосе послышались жалобные нотки. — Я понимаю, что мы никогда не будем вместе. Он лишь моя маленькая мечта, фантазия, в которой я могу быть рядом с ним стройной и красивой. Сержу нужны другие девочки… Я все прекрасно знаю. Только все равно не хотелось, чтобы он думал что-то вроде: «Боже, какая она огромная» или что-то еще. Понимаешь? Это правда унизительно.

— Я понимаю только то, что тебе нужно перестать думать всякие глупости, — хмуро сказала я и обняла Стешу.

— Не хочу, чтобы меня касались парни, — уткнувшись носом мне в плечо, проговорила она тихо. — Мне мерзко от самой себя.

Я успокаивающе гладила ее по кудрявым волосам, а она молчала — пыталась успокоиться.

— Знаешь, что я ненавижу в себе больше всего? — вдруг спросила Стеша, когда от заката на небе остались лишь слабые фиолетово-синие росчерки.

Почему-то я думала, что она скажет: «Фигуру» или «Вес», — но она сказала другое.