Запрети любить
Шрифт:
Боже, почему я так сильно хочу снова почувствовать его губы на своих губах? А еще хочу… отдать долг. Сделать приятное и ему.
Едва я представила то, как и где касаюсь Игната, как лицо начало гореть. Раньше я никогда не представляла, как столь откровенно касаюсь парней. Но что делать со своим странным желанием изучить его тело? Он ведь касался меня так откровенно… Почему я не могу сделать то же самое?
Нет, нам действительно нужно поговорить еще раз.
Приведя себя в порядок, я вышла
— Повтори еще раз, — сказал он Игнату, стоящему напротив. На его лице было написано презрение.
— Повторяю. Это она подставила тебя, — услышала я его голос. — Твоя новая женушка.
Глава 60. Обвинение
Услышав это, я застыла на месте, чувствуя, как кровь леденеет в жилах.
Его слова стали для меня ударом хлыста — хлестким, болезненным и внезапным. Вчера он называл меня по имени так ласково и чувственно, что мне хотелось счастливо улыбаться, а сегодня обвиняет мою мать в предательстве отчима. Да как он посмел?!
— Что ты сказал? — словно робот, повторил Костя. Его голос был глухим и безжизненным. А взгляд метал молнии — мне даже страшно стало. Отчим был словно непоколебимая скала, возвышающаяся над волнующимся морем.
— Мне в третий раз повторить? Отец, это она подставила тебя. Передала инфу Адасевичу, — процедил сквозь зубы Игнат.
— У тебя есть доказательства, сын? — спросил Костя.
— Доказательства? А тебе мало того, что я слышал? — сказал тот с вызовом. — Она разговаривала по телефону, — метнул он быстрый взгляд на маму, лицо которой было болезненно-бледным. — И сказала, что все сделала так, как он и просил.
— Что именно сделала? — почти ласково задал новый вопрос его отец. — Ты слышал?
— Нет. Но того, что я слышал, вполне достаточно, — вздернул подбородок Игнат. — В конце она сказала, что ее часть выполнена.
— То есть, на основе этого ты утверждаешь, что Лена предала меня? — Костя неожиданно схватил сына за плечо, и тот вздрогнул. — Я правильно тебя понял, сынок?
Игнат гневно уставился на отца.
— Правильно. Она та самая крыса, которую ты ищешь с ночи.
Еще один удар обжигающего хлыста. Я сорвалась с места и бросилась к маме, взяла ее под руку, стараясь показать, что я с ней. Только мама даже не взглянула на меня — продолжала смотреть на Костю и Игната. Я вдруг поняла, что ее трясет. Боже, бедная мама…
— Ты не лжешь? — спросил Костя тихо.
— Зачем? Думаешь, хочу оболгать твою любимую? — ядовито спросил Игнат. Он явно был зол из-за того, что отец не верил ему безоговорочно. И эта злость волнами исходила от него во все стороны — я чувствовала
Воцарилась тишина — настороженная, оглушающая. Такая тишина стоит на кладбище вечерами, когда людей нет, по крайней мере, живых… Зловещая тишина.
Костя отпустил сына и повернулся к маме.
— Лена, — позвал он ее по имени. Как-то жалостливо позвал, будто не веря в это. — Это правда? Ты…
— Нет, — прошептала мама испуганно, и я поняла, что она дрожит сильнее. — Это не я, любимый. Это не я…
По каменному лицу Кости заходили желваки. Он перевел взгляд на Игната, который смотрел на маму с презрением.
— Лена, — передразнил он отца, — неужели ты не хочешь рассказать правду?
— Это не я… Утром я звонила только доктору, — повторила мама, и я почувствовала, как дрожь в ее теле становится сильнее.
— Зачем? — спросил Костя.
— Я… Мне нужна была консультация, — ответила мама.
Мне стало не по себе. Камер внутри дома нет — этого не хотел сам отчим, потому что не хотел жить «под наблюдением», как сам говорил. Камеры только снаружи. Значит, проверить правдивость слов Игната невозможно. Вдруг Костя поверит сыну?
Я вдруг уловила знакомое неприятное ощущение беззащитности. И следом пришло отчаяние — ну как же так? Почему все вышло именно так? Зачем Игнат делает это? Моя бедная мама, за что ей все это? Я сильнее сжала руку мамы. И она с благодарностью на меня посмотрела.
Снова воцарилась та самая тяжелая тишина, из-за которой хотелось кричать во все горло, разгоняя ее. Костя никого не обвинял: ни Игната, ни маму. Просто стоял, смотрел в пол и молчал. И это было хуже, чем если бы он кричал от ярости. Возможно, еще немного, и бушующее море сокрушит непоколебимую скалу. Он явно не знал, кому верить — единственному сыну или любимой женщине. Мне стало его жаль.
— Мы можем это проверить, — вдруг раздался знакомый мужской голос.
Тишина была разбита. В гостиной из кабинета появился глава службы безопасности — мужчина лет тридцати пяти крепкого телосложения, с щетиной, которую принято считать сексуальной, и спокойным, но внимательным взглядом серых глаз. Он, видимо, снял пиджак и оставался в рубашке с закатанными рукавами и без галстука. Если на Серже это смотрелось поэтично и стильно, то на главе службе безопасности — брутально. Рубашка облепляла рельефные мышцы и подчеркивала суровую мужественность.
— Поясни, Антон? — перевел на него взгляд отчим.
— Если Елена Николаевна звонила кому-то по телефону, мы сможем отследить это, — пояснил мужчина. — Детализация звонков покажет, кому и когда Елена Николаевна звонила. И мы сравним это с тем, что рассказал Игнат.
— Да, хорошо, — тяжело кивнул отчим.
— Я могу также попросить у вас телефон? — спросил Антон, глядя на маму. В отличие от Кости начальник службы безопасности был спокоен — словно оказался в своей стихии.
— Д-да, — не сразу, но ответила мама. Она протянула ему телефон в нежном розовом чехле и беспомощно взглянула на Костю.