Запрети любить
Шрифт:
— Плевать. Я же просил тебя — не входи. Никогда. Какого хрена ты о себе возомнила? Это было последнее предупреждение. Еще раз войдешь — и тогда…
Елецкий замолчал.
— Что тогда? Ударишь меня? — с вызовом спросила я.
— Не выпущу, — ухмыльнулся он и ушел вместе с книгой.
Глава 63. Осознание
Сентябрь, а за ним следом и первые недели октября пролетели незаметно. Но в этом течении времени не было легкости — все казалось каким-то нереальным, иллюзорным, порою даже неправильным. Я продолжала жить в шикарном особняке отчима, все еще не до конца осознавая, что у мамы будет
Я поняла, что это любовь — настоящая любовь — не сразу. Мой разум долго сопротивлялся, и я думала, что это влюбленность, страсть, помешательство, синдром утенка, в конце концов, когда кажется, будто первый опыт был самым лучшим. Я противилась своей любви до конца, и осознала ее в тоскливый октябрьский вечер, когда ветер дул с такой силой, что казалось, будто окна вот-вот распахнуться под его напором, и он ворвется в теплую комнату. В этот промозглый вечер не произошло ничего особого, даже звезды не светили — небо заволокло низкими слоистыми тучами, но именно в такие непримечательные моменты ты зачастую осознаешь самые важные вещи. Обыденность с ее мелочами вдруг открывает то, что лежало на поверхности, но было сокрыто.
Я сидела в библиотеке отчима, пытаясь погрузиться в свою историю, которая, казалось, отдаляется от меня все больше и больше. Я не хотела писать — хотела всего лишь почувствовать своих героев, найти с ними связь, чтобы попытаться выдать хотя бы несколько строчек. Ничего не выходило. Совсем ничего!
Сидя на широком подоконнике с подушкой под спиной, я бездумным взглядом смотрела на раскачивающиеся деревья сада и ощущала себя уставшей и одинокой. Чьи-то шаги в полутемной библиотеке заставили меня вздрогнуть. Я выглянула из-за портьеры, которая скрывала меня, и увидела Игната. И что он забыл в библиотеке? Чего хочет?
В последнее время я почти не видела его — Костя сдержал обещание, и теперь Игнат учился и работал. Много работал. Домой приходил поздно, уставший и неразговорчивый, и больше, кажется, не ходил на тусовки к друзьям и в клубы. Деталей я не знала, знала лишь то, что его поставили чьим-то помощником в головной офис, что стало полной неожиданностью для всех подчиненных Кости. Как шутила Стеша: «Он теперь простой смерд, ему некогда выпендриваться. Работает с девяти до шести».
Наверное, нужно было дать знать, что я здесь, но я не сделала этого. Было как-то неловко. Поэтому просто наблюдала за ним через щелку в портьерах. Игнат явно только что пришел с улицы — стянул с себя верхнюю одежду, бросил на диванчик. Взял какую-то книгу и сел рядом со своей кожаной курткой, вытянув ноги. Я рассматривала его красивый гордый профиль, и мое сердце наполнялось нежностью, с которой не было сил бороться.
У Игната зазвонил телефон, и он нехотя достал его из кармана. Взглянул на экран и несколько секунд не отвечал, словно думая, нужно это ему или нет. Потом все-таки решился и принял звонок, поставив его на громкую связь. Ведь он думал, что один в библиотеке. Наверное, мне нужно было выйти, дать знать, что я тоже тут, но было уже поздно.
— Да, мама, — сказал Игнат отстраненно, и я услышала голос его матери, до сих пор находящийся на лечении, дрожащий и какой-то жалкий:
— Здравствуй, сынок. Я очень по тебе скучаю… Как ты?
— Хорошо, мам.
Вопросы про себя Алина пропустила:
— Этот изверг так и заставляет тебя ходить на работу как простому сотруднику?
— Да, — коротко ответил Игнат. Он будто не очень хотел разговаривать с ней, но не мог позволить себе сбросить звонок.
— Ненавижу придурка! — Голос его матери изменился, в нем появились злые визгливые нотки. — Только о себе думает, кабель. Нет бы о сыне думать — о том, как это унизительно работать вместе с простыми сотрудниками. А ведь ты его наследник! Тот, кто возглавит компанию после него! Или… — Она вдруг осеклась. — У него же новый ребеночек будет от его шалавы. Если сын, то тебе нелегко придется, мой хороший. Нам обоим нелегко придется! Она все спланировала, змея проклятая! — вдруг взвыла она. — Забеременела от него, чтобы у тебя все отобрать! Но мы не допустим, сыночек! Мама не допустит! Мама так просто все не оставит! Мама…
— Хватит, — вдруг прервал ее Игнат.
— Что?.. — растерянно повторила женщина.
— Хватит действовать мне на нервы. Я устал. Реально дико устал. И последнее, что я хочу сейчас слышать, это твои домыслы о наследстве.
— Игнат, мама хочет тебе помочь, — почти взмолилась Алина.
— Если ты хочешь мне помочь, перестань пить! — выкрикнул вдруг Игнат. — Просто перестань бухать! Я уже не могу так больше, мам! Ты же обещала не пить и сорвалась! Обещала же! Зачем опять начала?
Вместо того, чтобы оправдываться, Алина начала наезжать на него:
— Ты тоже на ее стороне, да? На стороне этой сучки, которая разрушила нашу семью? А может быть, она под тебя свою дочурку подложила? Чтобы заткнуть тебе рот? Такая на все способна…
Ее слова были отвратительны — я сидела и чувствовала, как горят уши. Стало страшно. Что сейчас ответит Игнат? Вдруг он скажет что-то такое, что ранит меня очень сильно?..
Но он удивил меня.
Мой мальчик.
— Мама. Никогда не говори так о ней. Не оскорбляй ее. Или больше можешь мне не звонить, — вдруг спокойно, но твердо, будто в противовес ее крикам, произнес Игнат.
— Значит, я права. — Голос Алины тоже стал спокойным, но теперь в нем слышалась бесконечная печаль. — Ты не на моей стороне. Зачем мне вообще жить? Если…
Договорить женщина не успела — Игнат сбросил вызов. Затем откинулся на спинку диванчика и прикрыл лоб и глаза широкой ладонью, как человек, который от всего устал. Он сидел неподвижно, будто статуя, и когда я услышала его глубокий вздох, полный тоски, закололо сердце. Игнату было плохо, очень плохо — это чувствовалось по поникшим плечам и опущенным уголкам губ. И мне захотелось подойти к нему. Обнять, утешить, сказать несколько теплых слов. Показать ему, что я с ним, что я рядом, что я поддержу его… Что все будет хорошо! Но я только и могла, что смотреть на него через щель в портьерах, не выдавая своего присутствия, и сердце мое обливалось кровью.
Он уснул. И я, глядя на него, вдруг поняла — это любовь. Потому что любовь — это не только когда ты хочешь человека. Это когда ты хочешь, чтобы ему было хорошо. А ему так плохо — из-за матери-манипуляторши, из-за новой семьи отца. Должно быть, он чувствует себя ненужным. Потерянным. Одиноким. Но… Но я до сих пор не могу простить ему то, что он пытался оговорить мою маму, хоть Игнат извинился и признал, что совершенно неправильно понял ее разговор к врачу. Я не могла этого забыть. И не могла этого простить.