Запретная звезда
Шрифт:
Чудовища, нашедшие свое последнее пристанище в яме, молча следили за ней мертвыми глазами. В памяти всплыл образ монстра с распоротым животом. Интересно, куда ее отвезли? Эйлит могла бы найти ее тело? Хотя прошло двадцать два года, осталось ли от нее еще что-то? Чудовища медленно гниют, несколько десятков лет, а на пропитанной губительной магией земле долго ничего не растет.
Нужно возвращаться. Главное, снова не напороться на Варана, второй схватки с ним она не выдержит. Эйлит прислушалась: нет, наместника нигде не было. Неужели он ее бросил? Может, он до сих пор бродит по лесу в поисках
Эйлит облизала пересохшие губы и, пошатываясь, встала на ноги. Голова кружилась. Ничего, сейчас полегчает. Нужно только немного подождать. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вот так.
Она бросила на яму последний взгляд и отошла осмотреться. После, все еще постанывая, сняла с себя разодранную куртку и закатала окровавленную сорочку, чтобы изучить рану. Та все еще чуть кровоточила, но в целом почти закрылась. Еще немного, и останется шрам. Ребра вроде бы тоже срослись.
Все происходило как во сне. Через сотню, а может, и больше шагов Эйлит услышала реку. Там она смыла кровь. Сорочка была безвозвратно испорчена, как и куртка, на которой красовалась дыра.
После Эйлит немного посидела на берегу, чтобы набраться сил. Солнце уже клонилось к закату. Скоро она пойдет к лагерю. Еще чуть-чуть посидит и пойдет.
Река пенилась у нее под ногами, остужая прохладным дыханием воздух вокруг. Эйлит устроилась на валуне, чтобы умыть испачканное лицо. Сперва она даже не узнала себя: черты лица сделались еще жестче. Вылитый мальчишка! И впервые за все время ей стало так жалко ту беспечную девушку с косой из Хенена, девушку, которую безжалостно убили, сама Эйлит убила ее в себе, иначе не пережила бы все те ужасы. Как теперь жить с новой душой? Как мириться?
Она хотела заплакать, но не смогла – у новой Эйлит не было слез, только скорбь и ледяной камень вместо сердца. Все, что новая Эйлит могла испытывать, – это злость.
Наместника нигде не было видно. Окончательно ли он обезумел? Или же еще был шанс, что он придет в себя? Этого Эйлит не знала. Нужно было возвращаться в лагерь, чтобы обо всем рассказать графу, пока кто-нибудь еще не пострадал.
И тут ее, как молния, пронзила одна-единственная мысль: она может сбежать. Прямо сейчас уйти в лес и затеряться в неизвестности. Никто даже не узнает, что с ней случилось, ведь Варан не в себе и вряд ли помнит, что произошло. Возможно, он даже решит, что убил ее в беспамятстве. Это на руку. Поищут пару дней тело, а, не найдя, отстанут.
Каменный купол вновь обретенной свободы давил на нее со всех сторон. Она может уйти! Может уйти и жить так, как пожелает! Забыть про все клятвы и вернуться домой! Если дом, конечно, еще стоит…
Но как же Ди? Разве она бросит сестру? Эйдин ведь не оставила бы ее в страшный момент.
Теперь то, что случилось тем летом, казалось таким далеким, словно воспоминание о полузабытом сне. Теперь, после неоднократных встреч с чудовищами, после Дома пользы, после драки с Сиршей, после побега от Варана, после пытки древесным суком все, что случилось с ней
Думая о тех днях, Эйлит невольно вздрогнула: даже в шестилетнем возрасте храбрости Ди было не занимать. Она самоотверженно согласилась провести день в пути, чтобы дойти до знахарки.
Помнится, это была вторая беременность матери после рождения сестры, и проходила она тяжело с самого начала. Возможно, причина была в том, что мать обрюхатилась почти сразу после потери первого ребенка, а может быть, в том, что на третьем месяце неудачно упала с лестницы на живот. Она ждала, что и этого ребенка потеряет, однако звезды решили истязать ее позже, на шестом месяце.
Стояла поздняя осень, поля уже убрали, те отдыхали перед засевом озимыми, и отец вместе с соседом отправился в Хильдер, чтобы обменять ячмень. Эйлит, Ди и мать остались совсем одни. Казалось бы, что плохого может случиться? Однако спустя три дня во время готовки у матери вдруг скрутило живот.
Эйлит помогала ей на кухне и даже сперва не поняла, что произошло: нож со звоном выпал из ослабевшей руки матери. Ее лицо побледнело, лоб покрыла испарина, глаза выпучились, как у испуганной рыбы, с губ же вырвался хриплый стон. Мать пошатнулась и едва успела схватиться за край стола, чтобы не упасть.
– Мама? – Эйлит бросила морковь и рванула к ней, чтобы помочь. – Мама, что с тобой?!
Но та не ответила, лишь шумно глотая ртом воздух. Белки ее больших серых глаз порозовели от прилившей крови. Где-то в глубине сведенного судорогой тела застыла мольба.
– О боже, – только и выдохнула Эйлит. Поняв, что та сейчас упадет в обморок от боли, она побыстрее подставила плечо, и вес материнского тела едва не сломал ее пополам. – Ди! Ди, помоги мне! Маме плохо!
По лестнице раздалось быстрое шлепанье босых ног. Позвать Эйдин оказалось плохой идеей: она больше мешалась под ногами, ей было всего шесть лет, и она знать не знала, как можно помочь старшей сестре справиться с полуобморочной матерью.
Господи, какая же она тяжеленная! Согнувшись, Эйлит дотащила-таки мать до большой комнаты и повалила на кровать, Ди быстро подложила ей под голову подушки и побежала за мокрым полотенцем, чтобы уложить матери на лоб и сбить поднявшийся жар. Эйлит же рухнула на сундук, вытирая проступивший пот.
– Эйлит, Эйлит, смотри! – сестра показала на пол тоненьким, как куриная косточка, пальцем. Ее ясные глаза тут же наполнились кристальными слезами. – Мама умирает!
По полу тянулся шлейф из темной маточной крови.
Ребенок. С ребенком что-то не так!
– Мама, очнись! – Эйлит потрясла ее за плечи. Тщетно. Она не просыпалась.
– Что делать, Эйлит? Она умрет, да?.. – Ди чуть не плакала, но все же боролась с собой.
– Надо идти за знахаркой, – заключила Эйлит, прислушиваясь к дыханию матери. Частое. А живот твердый, как камень, так не должно быть… Да еще и кровь все течет и течет! Плохой знак! – Принеси еще тряпки, надо подложить под нее.