Запретная. Не остановить
Шрифт:
Когда так и происходит, его ладони скользят мне на бедра, я счастливо смеюсь.
— Мне нравится твоя скромность, — говорит он. — Мне бы не хотелось, чтобы ты курила или пила. Думаю, я подошел бы и вырвал из твоих рук бокал. Но…
Тут он подается ко мне и наши лица слегка соприкасаются.
— Но прикол в том, Бельчонок, что даже тогда, я уверен, ты мне не разонравишься.
Гордей отстраняется и в этот же момент раздается стук в дверь. Он отворачивается от меня, и идет открывать.
Как ни в чем не бывало.
Я
Он же… это же… Боже… я не сильна в отношениях с парнями, и не слишком опытна в них, но… Что это сейчас было, если не его признание в любви?
От волнения я не в состоянии усидеть на месте, а Гордей уже несет поднос на лоджию.
— Одевайся и выходи завтракать, — говорит он, мазнув взглядом по моим ногам, а у меня щеки как всегда загораются.
Я соскакиваю на пол и поскорее натягиваю шорты. Мельком смотрюсь в зеркало и да, лицо красное, практически как помидор. Что же это такое!
Бегу в ванную, смачиваю ладони и прислоняю их к щекам.
Боже, боже, боже…
Когда я выхожу на лоджию, он заканчивает сервировку стола. А с балкона корпуса, расположенного в некотором отдалении от нас, на Гордея уже пялятся две туристки.
Еще бы.
— А ты, — выпаливаю я, не в силах скрыть нотки ревности в голосе, — тоже оденься.
Гордей непонимающе смотрит на меня, потом прослеживает мой взгляд и ухмыляется.
??????????????????????????Ничего не говоря уходит в номер, а возвращается уже в футболке.
— Так нормально? — спрашивает он.
— Нормально, — отвечаю я и киваю.
Не удержавшись, снова кошусь на девушек.
Я сильно ревную. Мне хочется, чтобы мы с Гордеем остались только вдвоем.
— Отлично, — отвечает он и садиться в плетеное кресло, стоящее рядом с моим.
— Расслабься, Бельчонок, — говорит он, делая глоток содовой.
Но у меня не получается. Те девушки все еще пялятся на него, то есть… теперь уже на нас.
— Иди сюда.
Гордей перегибается через сиденье, подцепляет мой подбородок пальцами и разворачивает его к себе. Сладко целует меня в губы.
Вначале я напряжена, но его язык действует так умело в моем рту, что я практически мгновенно расслабляюсь и сама подаюсь к нему. Полностью наслаждаюсь поцелуем.
Когда он отпускает, я уже забываю про каких-то туристок, а думаю лишь о том, чтобы вновь оказаться в его постели.
Хочу, чтобы накрывал меня собой, вжимал в матрас и шептал мне на ухо все те вещи, от которых по позвоночнику пробегают мурашки, а низ живота и промежность сладко и болезненно пульсируют.
Чтобы признавался, как сильно хочет, и хочет только меня одну.
Чтобы входил в меня, заполняя собой, тем самым приглушая эту лишающую покоя пульсацию и давая возможность прочувствовать столь дикие, безудержные ощущения, когда он в тебе, а ты полностью и целиком в его власти. Когда
Его нетерпеливые горячие ладони ложатся на мои бедра.
— Черт, — тихо выругивается Гордей, и убирает руки.
— Давай завтракать, Бельчонок, — хрипло выдыхает мне в губы, а потом отпускает полностью.
Возвращается в свое кресло и тянется за стаканом с содовой.
Я прикрываю веки и дышу несколько секунд. Потом хватаю свой стакан и начинаю через трубочку тянуть прохладный напиток с ярким лимонным вкусом.
Девушек на балконе уже нет. Мы с ним снова только одни.
— Откуда у тебя шрамы? — возвращаюсь я к вопросу, когда с едой уже почти покончено.
От сладких булочек, что скормил мне Гордей, заявив, что я слишком тощая даже для модели, по телу разливается ленивая приятная нега. Двигаться не хочется совсем, остается только потягивать шейк и разговаривать.
— Это так важно? — спрашивает Гордей.
— Да, мне хочется знать, — признаюсь я, — расскажешь?
— Я не помню, — говорит Гордей, а я хмурюсь.
— Как это ты не помнишь?
Он пожимает плечами.
— Как вообще можно о таком не помнить? Ты меня обманываешь.
— Практически, нет. Иногда, Бельчонок, о каких-то вещах лучше просто не помнить. Не думаешь?
— Я согласна. То есть… в моей жизни есть вещи… дикие ошибки, о которых я ненавижу вспоминать, но… Я даже не знаю… Если честно, я не сильна в философии, — наконец, признаюсь я.
— Тебе и не нужно. Просто улыбайся и наслаждайся жизнью. У тебя очень красивая улыбка.
— Гордей, ты издеваешься надо мной?
— Перебирайся ко мне. Скажу тебе одну вещь.
Ладони предательски потеют. С колотящимся сердцем я поднимаюсь с кресла и пересаживаюсь к нему на колени.
Обвиваю руками его шею, а он обнимает меня за талию.
— Ну, и что это за вещь? — вроде бы в шутку спрашиваю я.
— Ты не должна ни перед кем отчитываться и ни перед кем извиняться, Бельчонок. Ты такая, какая есть. Если ты что-то делаешь, значит, в этот момент ты думаешь именно так. Это твой выбор. Не плохой, и не хороший. Не стоит ненавидеть себя. Ошибки совершают все. Важно не зацикливаться и принимать их как опыт, который поможет тебе в дальнейшем.
Он говорит негромко, и я ловлю каждое его слово. Но все же… не могу полностью с ним согласиться.
— Я не могу не ненавидеть себя, Гордей, — признаюсь тихо. — Ненавижу. За то… что тогда оттолкнула тебя и не ушла с тобой. Я… каждый день вспоминаю и… ругаю себя. Я…
Его руки на моей талии сжимаются чуть сильнее, а у меня из глаз неожиданно рвутся слезы.
— Прости. Пожалуйста, прости меня, — бормочу я, уткнувшись ему в шею, и чувствую, как по щекам начинают катиться соленые капли.