Запретная. Не остановить
Шрифт:
Ни черта это не значит.
Значит лишь, что мне снова придется ее завоевать.
Слышится спуск бачка, плеск воды в раковине. И только потом ее слабое, но все же обращенное ко мне.
— Гордей, я… все.
Захожу, и снова поднимаю Арину на руки.
До кровати несу медленно, специально растягивая секунды.
— Ты голодная? — спрашиваю я у Бельчонка, когда она снова устраивается на кровати.
— Нет.
Арина отрицательно качает головой,
— Это плохо.
— Ты, наверное, голодный, — спрашивает вдруг она.
— Если я закажу еду, пообедаешь со мной? — тут же хватаюсь за эту идею.
— А… здесь питание разве не по расписанию?
— Может и по расписанию, я закажу из ресторана.
— А можно?
— Можно.
Арина хмурится, начинает о чем-то раздумывать. Пока она не выдала категоричного нет, я делаю заказ.
— Гордей, что это за больница? — спрашивает Бельчонок после паузы. — Куда ты меня привез?
— Обычная больница, — говорю я, и пожимаю я плечами. — Еду доставят через десять минут.
— Отдельная палата, оперировал самый лучший врач, мне медсестра сказала. Тебя не выгоняют.
— Ну, и? Обычная больница, — продолжаю упорствовать я.
— Ты… она платная. Ты… заплатил за мое пребывание здесь! Сколько?
— Два миллиона, — не моргнув глазом вру я. — Отдавать сможешь частями.
Арина хмурится, я смотрю на нее с серьезным видом.
Мне жесть, как больно за нее, но я понимаю, что возьми другой тон, и обсуждение, кто, что и кому должен или не должен, окажется нескончаемым.
— Давай начнешь прямо сейчас отдавать, — предлагаю я. — Тем, что перестанешь меня выгонять.
Арина закрывает глаза, ее ладони, лежащие поверх простыни, сжимаются в кулаки.
— У меня есть кое-какие накопления, Гордей, — говорит она, будто не услышав моих последних реплик. — Я… смогу возвращать частями.
Спокойно, Гордей, только не сорвись сейчас на нее.
— Я серьезно.
— Если серьезно, забудь об этом, Бельчонок, — говорю я. — Я и так… слишком виноват перед тобой.
— Ты не…
— Давай это прекратим? — не слишком церемонно перебиваю я. — Просто дай мне возможность быть рядом, ничего больше не прошу.
Она не успевает ответить. В палату заглядывает медсестра и сообщает, что пришел курьер.
— Я сейчас вернусь, — говорю Бельчонку, и выхожу.
Расплачиваюсь с курьером, сервирую стол.
Честно говоря, соблюдать спокойствие и выглядеть непринужденным, стоит мне просто огромного труда. Когда ее нет перед глазами… разное лезет…
Снова ночь, мост, быстрый решительный прыжок…
Мне сейчас же хочется сорваться к ней, чтобы убедиться, все уже позади, она в порядке, она здесь, рядом…
И все же, я тороплюсь, раскладывая еду по тарелкам. Спешу так, что руки
Когда я вкатываю столик в палату и вижу своего Бельчонка, мирно лежащую на кровати, дышать становится легче.
— Обед, — сообщаю я, и толкаю тележку перед собой. — Если у тебя есть силы, мы можем пересесть за стол. Или останешься в постели? Решай.
Я не спрашиваю, будет ли она обедать, но я предлагаю ей два варианта на выбор. Теперь она думает лишь о том, где нам лучше разместиться, а не о том, как бы отказать.
— За столом, пожалуйста, — произносит она тихо.
Я киваю и подкатываю столик к окну. Расставляю тарелки и напитки на столе, подхожу к ней и снова залипаю.
— Идем, — хриплю я, подхватывая, когда она пытается подняться сама.
— Гордей…
— Пару секунд, Арин.
Стискиваю в руках, зарываюсь носом в волосы.
— Мне в душ надо, и вообще, — бормочет Бельчонок, а я не могу, просто не могу отпустить.
— Извини, — бормочу на рваном выдохе, — еще секунду.
Медленно отрываюсь от нее.
— Только я сама, не надо, пожалуйста, на руки.
— Я слегка, — обещаю я.
Обхватываю ее за талию, приподнимаю над землей и аккуратно несу к стулу.
Мне нравится ощущать, как она вцепилась в мои плечи, мне хочется провести так вечность.
Врач предупреждал, чтобы я не нагружал колено, но я переосмыслил все. Я словно заново родился, и мне слишком хорошо сейчас, чтобы думать о каких-то мелочах.
Я готов носить свою недотрогу-Бельчонка на руках с утра, и до ночи.
Глава 40 Общаемся
Постепенно, болезненно, сложно, но тем не менее…
Лежа на больничной койке, я чувствую себя слабой и беспомощной, но я сама виновата в том, что здесь нахожусь.
Пьяный порыв моего безрассудства прошел, наступил черед осознания и ликвидации последствий.
Я искренне радуюсь тому, что Гордей вытащил меня, что я осталась жива, и на этом фоне боль в ноге уже не кажется столь невыносимо изматывающей.
Самое главное испытание для меня, это чувствовать рядом с собой незримое присутствие Гордея.
Он… много всего сказал мне за эти дни, окружил столь мощным ореолом поддержки, силы и нежности… Не ожидала, после всего, и это сбивает. Не подготовлена, слишком уязвима и слаба.
Маска холодного равнодушия, что Гордей носил все время с нашей первой встречи у бассейна, практически не снимая, сейчас полностью с него слетает. Он становится точно таким, каким был со мной всегда. Нежным, внимательным, заботливым.