Запретное знание

Дональдсон Стивен Р.

Она желала бы обвинить свой визор в том, как они выглядят; но она знала, что это не так. Поляризация и плексюлоза не могли отвечать за тот кошмар, который гнало ее сердце вместо крови – кошмар усиливающийся действием шизо-имплантата.

Охранники были гуманоидами в том смысле, что у них были руки, ноги, пальцы и ступни, головы и торсы, глаза и рты; но на этом всякое сходство с Homo sapiens заканчивалось. Их расовая принадлежность определялась РНК и ДНК, а не специфическими генетическими кодами. Они забавлялись со своими формами, как люди играли с дизайном, иногда ради пользы, иногда ради эстетики.

Они

не были одеты; они вырастили защитную чешую, твердую, как железо, и одежда была не нужна. Острые зубы словно у миног торчали у них изо ртов. Их круглые глаза располагались на равном расстоянии вокруг головы – их было четыре – позволяя обеспечить круговой обзор – не нуждались в том, чтобы моргать. Оба амнионца были двуногими; но у одного из них было четыре руки, по две с каждой стороны; у другого – три, по одной у каждого плеча и одна торчала из центра торса. Их непривычность придавала им сходство с гигантами, хотя они были ненамного выше, чем Ник или Морн.

С их плеч свешивались бандольеры, на которых висело незнакомое оружие.

Оба они были снабжены чем-то, напоминающим головные передатчики. Это имело смысл. Передача была сложным процессом и, вероятно, было нежелательно во всем доверяться охране; поэтому вся связь шла непосредственно между властями на станции Возможного и «Капризом капитана». Это подтвердилось, когда чужой голос заговорил в наушниках Морн, хотя ни один из охранников не открывал рта.

– Человек, предположительно капитан Ник Саккорсо, вы приняты на Станции Возможного. Вас отведут в помещение, приспособленное для родов.

Один из амнионцев сделал жест по направлению к транспортным саням, запаркованым рядом с доком.

– Пошли, – сказал Ник.

То, как охранники шевельнули головами, позволяло предположить, что они слышали их.

Морн почувствовала, как новый кусок реальности отрывается и уходит от нее. В этом месте не было ничего постоянного; все кошмары стали возможными.

Свет лился с потолка, словно сера в горячем бассейне. Она остановилась, словно зачарованная; но она хотела лишь избежать пристального взгляда охранников.

Сам док в общих чертах ничем не отличался от дока на любой Станции, принадлежащей человечеству; огромное пространство, пересеченное подъездными путями и кабелями; полное кранов, подъемников и лифтов. Тем не менее, детали были различны. Прямые линии и строгие формы оборудования, которым пользовался человек, нигде не были видны. Вместо этого любой кран или сани выглядели так, словно были выращены, а не построены. Те же самые биотехнологии, которые добывали железо путем поглощения руды, вырастили стапели, напоминающие деревья, средства передвижения, напоминающие огромных жуков. Ее приучили в Академии, что скан Амниона, как и системы обнаружения, гораздо более точны, чем все придуманное человечеством; их компьютеры работали быстрее; их оружие было мощнее. Амнион не мог пожаловаться на недостаток технической мысли; но они отставали по неэффективности их способов производства.

Так же, как и черная коробочка, размышление об этом не помогало отогнать страх. Внутри Морн истерика билась о стены, воздвигнутые шизо-имплантатом.

То, что должно произойти с ее сыном, нарушало самые основополагающие законы плоти. Ребенок, который не выждал свой срок в чреве матери, будет лишен части своей личности, первичного опыта,

на котором базируются человеческие инстинкты; проверки с зародышами, выращенными в искусственной среде, доказывали это снова и снова. Ребенок, который выйдет неполноценным из тела матери и станет взрослым в течение часа, может быть лишен человеческой сущности и человеческого восприятия.

У Ника есть лекарство, дающее иммунитет к мутагенам Амниона. ПОДК – коррумпирована…

Шизо-имплантат перестал действовать на ее разум. Правда, он еще контролировал ее тело. Слабость наполнила ее конечности до предела; она больше не могла сопротивляться Нику или сражаться за свою жизнь, не перепрыгнув через барьер и не потеряв разума.

Продолжая держать Морн за руку, он вел ее между охранниками к транспортным саням.

Казалось, они сделаны из того же жесткого материала, что и панцири амнионца. Один из охранников вошел в этого жука и сел за приборами непонятного назначения; второй ожидал за спиной Морн и Ника. Он тоже зашел внутрь и повернулся, чтобы помочь им. Заставляя себя сесть с ним рядом, она опустилась на одно из кривых сидений.

Второй охранник подался вперед.

С бульканьем и шипением, словно они двигались с помощью кислоты, сани рвались вперед.

– Ник, – сказала Морн. – Я хочу назвать его так, как звали моего отца.

– Что? – Голова Ника повернулась к ней; сквозь визор его глаза сверкали гневным удивлением.

– Я хочу назвать его так же, как звали моего отца. – Она никогда не говорила ему этого. – Дэвис Хайланд. Я хочу назвать его Дэвис Хайланд.

– Ты что, сошла с ума? – В шлеме голос звучал излишне громко и оглушил ее. – Сейчас не время для подобных дискуссий.

– Это важно для меня. – Она знала, что сейчас не время для подобных дискуссий; не время. Все на борту «Каприза капитана» могли слышать ее; так же, как и власти Станции Возможного. Но она не могла остановиться. Ее страх толкал ее на безумие. Память об отце оставалось единственным, во что Морн еще верила; частью ее настолько ценной, чтобы можно было сражаться за это. – Я не собиралась убивать его. Я любила его. Я хочу, чтобы мой ребенок был назван так же, как он.

– Черт бы тебя побрал, Морн. – Голос Ника внезапно зазвучал отдаленно, словно уплывал от нее. Влажный, серный свет, отражавшийся на его визоре, скрывал выражение его лица. – Меня не интересует, так же как ебля на лету в черной дыре как ты назовешь это маленькое дерьмо. Только заткни свой трахнутый рот.

Впервые за время, которое ей показалось бесконечными часами, Морн почувствовала слабую струйку облегчения.

Дэвис.

Дэвис Хайланд.

Во всяком случае она сможет распознать в нем частицу себя, неважно, что произойдет. Может быть, ее имя сделает его более человечным.

Словно по маслу, сани проскочили док и въехали в коридор, такой же широкий, как дорога. Черные полосы на полу направляли движение саней и управляли, словно дорожная разметка. Другие полосы могли означать другой путь; но коридор был пуст. Булькающий звук двигателя саней был единственным звуком в коридоре. Станция хранила свои тайны от посторонних глаз. Коридор постепенно заворачивал, и Морн отвлеченно подумала, что Возможная построена спиралями и эллипсами, а не концентрическими кругами – вниз и снова по сжимающемуся кольцу, словно спуск в ад.