Запретный мужчина
Шрифт:
— Садись, — кивает цыганка. — Устала? Но знай, мука твоя позади.
Пилар садится за стол и согласно кивает в ответ цыганке. Ей тоже кажется, что все позади, после того, как она наплакалась и в нее вошла звенящая пустота. Все, все давно позади.
Цыганка достала карты, стала тасовать их и раскладывать. Необыкновенные карты — большие, с причудливыми картинками.
— Сперва погляжу твое прошлое.
Цыганка смотрит в ее прошлое, а Пилар — на цыганку. Сухое темное лицо, нос с горбинкой, а сколько лет, не скажешь, —
— От первой любви родила ты ребенка, но любовь ушла, и ребенок не с тобой.
Пилар опять согласно кивнула: да-да, так оно и есть.
— Не твоя это была судьба, у него своя дорога, он на нее и вышел.
Да, у Альберто своя дорога, любимое дело, и с Кати ему хорошо. Вот теперь и ребенок у них будет.
— И в отцы своему ребенку его не бери, родил, и ладно. Твоему ребенку назначен особый путь. А у того еще дети будут, вот им он будет отец.
Да-да, и это правда, путь такой назначен, что и в отцы никого уже теперь не возьмешь. Особый путь у ее мальчика.
— Долго ты вокруг другого мужчины ходила, все звала его, все ждала. Но и он не твоя судьба. Запретный это мужчина.
Перед глазами Пилар сразу возникло лицо Карлоса, и ощущение тоскливой безнадежности вновь коснулось ее сердца.
— Не печалься! Отмучилась, — проговорила цыганка.
«Отмучилась!» — эхом повторила про себя Пилар.
— А теперь посмотрю я для тебя будущее, — сказала цыганка и вновь качала раскладывать карты.
— Ищешь ты своего сына и не надеешься на встречу, — проговорила она.
— Не надеюсь, — подтвердила Пилар.
— А он ждет тебя, — строго глядя на нее, сказала цыганка.
«Слава Богу», — подумала Пилар. Только сейчас она начала понимать, какую встречу пророчит ей цыганка, но не испугалась, а даже будто обрадовалась и повторила про себя:
«Отмучилась, отмучилась».
— А скоро я с ним встречусь? — осмелилась задать она вопрос.
— Скоро, скоро. Вот завтра поедешь, но не торопись. Поезжай неспешно, со встречными людьми по дороге беседуй. И ночь ночуй там, где ребенок твой ночевал, на постели его спи. Я тебе травку дам, перед сном выпьешь, а там и свидишься.
Еще отчетливее поняла Пилар, о чем толковала ей цыганка.
— Хорошо, — ответила она, — выпью. И тогда мы с ним уже не разлучимся?
— Тогда уже нет, вместе будете.
— А его мать? У него ведь есть приемная мать, и она его очень любит…
— Любит, они и сейчас вместе и вместе тебя ждут.
— А я с ней полажу? — робко спросила Пилар.
— Поладишь, поладишь, — пообещала цыганка.
«Что же это я спрашиваю такие глупости? — подумала Пилар. — Там-то ведь все друг с другом ладят. Уж они-то, наверняка, в раю. Неужели и я рай заслужила?»
— Легче тебе стало, красавица? — спросила цыганка.
— Легче, — ответила Пилар.
— А чего нерадая сидишь, ведь свидеться хотела, вот и
— Верю. Как такому не поверить?
— Ну то-то.
Цыганка встала и пошла в дальний угол к сундуку, зашуршала там чем-то, вернулась и подала Пилар крошечный пакетик.
— В воде теплой раствори и перед сном выпей.
Пилар взяла, подержала в руке, потом торопливо убрала в сумочку.
— Сколько я должна вам? — спросила она.
— За гадание не беру, а на бедность дай, сколько не жалко.
После того, как Пилар узнала свое будущее и даже подержала его в руках, ей ничего не было жалко, и она протянула цыганке, что подвернулось ей под руку. Подвернулось, видно, немало, потому что цыганка сказала одобрительно:
— Щедра, щедра, красавица. Но и радость у тебя будет немалая. А теперь пойдем, обратно отведу. А то, глядишь, заблудишься.
Они вышли за порог. Над зубчатыми виноградниками нежилась счастливая луна. Тянуло холодом с гор. И пахло последними осенними розами. Было тихо-тихо в этой маленькой уснувшей Вселенной, — ни звука, ни шороха. Темной тенью скользила впереди цыганка. И за ней неровными, неуверенными шагами спешила Пилар, прижимая к груди сумочку, как величайшее сокровище.
Скоро они уже шли по мощеной камнями улице. Улица вильнула раз, другой и вот — приветливо светится окошками деревенская гостиница.
А темная тень, что указывала Пилар дорогу, сгинула.
Пилар торопливо вошла, поприветствовала хозяйку, что сидела и считала выручку. Все здесь было привычно, обыденно, буднично.
— Поужинаете? — спросила хозяйка.
Пилар кивнула.
— Внизу или в номер принести?
— В номер.
— Разносолов нет. Хотите отбивную, а то творог и простоквашу принесу.
— Простоквашу, — ответила Пилар, — и отбивную, — добавила она.
— Сейчас принесу.
Пилар поднялась к себе в номер и огляделась — кровать, тумбочка, столик, ее вещи, сумка. А внизу стоит и ждет ее машина. Что за бред в конце концов?! Они же живут в двадцатом веке!
Но разве этот век избавлен от смерти?
Хозяйка постучала, внесла поднос под салфеткой, расставила на столе еду, прибор.
— Может, винца принести? У нас свое. Чудо что за вино!
— Принесите. Только простоквашу тогда не надо.
Пилар ела: мясо было сочное, вкусное, вино ароматное. Луна за окном поднялась повыше и побледнела.
«Завтра, — подумала Пилар, — нет, не завтра, еще послезавтра…»
Когда хозяйка пришла за посудой, Пилар уточнила у нее свой маршрут.
Флора сказала ей, до какой станции доехали сеньора Альварес с сыном. Оказалось, не так уж это и близко.
— А главное, дорога не слишком хорошая, — добавила хозяйка.
— Я не тороплюсь, — сказала Пилар.
— Будить вас?
— Нет-нет, я сама встану. Я не тороплюсь, — повторила она.