Запретный мужчина
Шрифт:
«Ирена! Где Ирена? Дети! Где дети?»
Он вспомнил, как вытаскивал их через окно из горящего номера мотеля, а кто-то внизу принимал их и опускал на землю. Потом Херман собрался уже спуститься и сам, но тут… Больше он ничего не помнил.
«Где я? Что со мной?» — продолжала работать беспокойная мысль.
Но ответа на свои вопросы Херман получить не успел. Он не успел даже оглядеться и понять, что находится в салоне маленького частного самолета, какой когда-то был и у него. Не успел увидеть, кто еще летит с ним в небольшом тесном салоне. Темнота забытья опять навалилась на него, и он опять затерялся в этой темноте.
Смуглый молодой человек деловито сунул в пластиковый пакет шприц
Ярима сидела в машине и ждала. Ждала, когда в небе появится серебристая птичка, будет расти, расти, пока наконец не сделается самолетом, самолет же пойдет на посадку и…
Ярима ждала с таким напряжением, что даже устала. Ждала того, кто был для нее всем на свете — жизнью, смертью, любовью, ненавистью, — ждала Хермана!
Сколько лет они уже были вместе! Совсем девчонкой она стала его любовницей. Тогда он еще не спешил записаться в святые, и жили они весело и отчаянно. Рисковали жизнью, а потом могли сутки провести в постели, пить хорошее вино и заниматься любовью… Сколько горя он ей принес, женившись на Ирене!.. Впрочем, и Ярима им в отместку сделала не меньше. Небольшое, но утешение. Однако Ирена все-таки ухитрилась родить ему дочь. А Ярима — нет, хоть и прожили они потом в законном браке чуть ли не девять лет! И Яриме казалось, что жили они распрекрасно. Лично она была очень счастлива. Но Херману вдруг до зарезу понадобились дети, и он сбежал от нее в дурацкий Иренин курятник. А вдобавок еще заделался святым.
Ярима никогда не испытывала особой надобности в детях. Ей был нужен мужчина, и она любила Хермана, лучшего из мужчин. Пока они были вместе, он и был настоящим мужчиной, а не какой-то размазней подстать своей унылой клуше Ирене. Он был сильным, веселым и рисковым, не щадил других и не жалел себя. А если Ярима пыталась добиться от него чего-нибудь слезами или громким криком, то в качестве самого веского аргумента Херман отвешивал ей пощечину, и Ярима понимала: он — хозяин, и она всегда будет служить ему как верная, преданная собака. При этом Херман был щедр, никогда не жадничал, не скупился — и домом, и деньгами она распоряжалась по своему усмотрению. Он не вмешивался в ее дела, не указывал, не мелочился. Но не терпел, чтобы и она вмешивалась в его дела, потому к ставил ее на место: нечего, мол, мне указывать! Эх, если бы Яриме удалось раскрутить его на старое! Расшевелить, заставить вспомнить молодые годы! Да он бы сто очков дал вперед Родриго Санчесу! По сравнению в Херманом Санчес все равно сосунок! Но вот как это сделать? Как?!
Самолет приземлился, и Ярима очнулась от своей глубокой задумчивости. Хермана перенесли в машину, устроили на заднем сиденье, и Ярима, разом поздоровавшись и попрощавшись с Цунигой небрежным кивком, тронулась с места.
Отъехав не слишком далеко, но сочтя, что никто уже ее не видит, Ярима остановила машину. Обернулась и стала смотреть на Гальярдо. Как она на него смотрела! Она ведь только мечтала, но никогда не надеялась на исполнение своей мечты. А теперь вот она, ее мечта: Херман спит в ее машине, и лицо у него измученное, страдающее. Но Ярима сделает все, чтобы он улыбался. Все сделает! Сделает все!
Теперь она лихорадочно гнала машину вперед. Спешила туда, где они будут в одиночестве и безопасности. Убежище — маленький охотничий домик в горах, со всеми удобствами и охраной — им предоставил
Путь предстоял некороткий, и Ярима мчалась на предельной скорости. Она должна была доставить Хермана на место до его пробуждения. Гоня машину, все время прислушивалась — вот он шевельнулся, перевел дыхание, заворочался. Нет, все-таки спит, задышал ровнее, спокойнее. И опять заметался, даже застонал. И вновь тишина, и дыхание более или менее ровное…
Херман очнулся опять со стоном. Болели, наверное, ожоги, но вдобавок еще онемело все тело, и нельзя было без боли шевельнуть ни рукой, ни ногой. Открыв глаза, он понял, что находится в машине, и машина мчится на предельной скорости. Его увозят, но куда? В зеркальце он увидел напряженное, сосредоточенное лицо Яримы, которая гнала машину во всю мочь, и зеркальце повернула так, чтобы можно было наблюдать и за ним. Херман тут же зажмурил глаза и выровнял дыхание. Пусть считает, что он спит. Ему нужно было подумать. Присутствие здесь Яримы было для него немалой неожиданностью. Он еще не забыл, как она стреляла в него, не забыл смерти Альваро. С появлением Яримы многое для Хермана стало гораздо яснее. В чем-в чем, а в сметке, сообразительности и быстроте реакции ему нельзя было отказать. Он и сообразил, что Ярима, очевидно, и была тем заинтересованным лицом, которое, приведя в действие неведомые ему пружины, обрушило на него катастрофу.
«А Ирена? А дети?» — забилась тревожная мысль, и дыхание невольно участилось. В тот же момент Херман почувствовал, как напряглась, прислушиваясь, Ярима, и вновь постарался выровнять дыхание.
«Только бы они были живы! Только были бы живы!» — повторял он про себя. С остальным можно будет справиться. Он сумеет не только вернуть себе честное имя, но и поквитаться с теми, кто на него посягнул. Не так-то легко Херман его заслужил, чтобы теперь все спустить с рук негодяям! Он пытался понять, кто же мог через столько лет припомнить ему старые грехи. Но никто, кроме Яримы, не приходил ему в голову…
Херман почувствовал, что машина остановилась. И приготовился наблюдать сквозь полуприкрытые веки, что же будет дальше.
Открылась дверца, его взяли грубовато, но бережно. Что ж, значит, он представляет собой некую ценность. Хотя, увидев рядом с собой Яриму, он в этом и не сомневался. В лицо ему ударил свежий смолистый ветерок. И вокруг было тихо-тихо, как бывает только в большом отдалении от любого жилья. Значит, его привезли в какую-то глушь. Но в какую? Они с Иреной ехали в Колумбию. Но где он находился сейчас — неведомо. Ну ничего, постепенно он все узнает. А может, и не постепенно. Лишь бы не было ничего серьезного с ногами и с головой.
Та-ак, внесли в дом, налево, по лестнице вверх и потом направо, внесли в комнату. Значит, комната как раз где-то над входом. Положили на кровать и вышли, оставив его в покое. Что ж, можно оглядеться и пошевелить руками-ногами, чтобы определить, может ли он двигаться сам.
Дверь скрипнула, очевидно, закрылась, и наступила тишина. Сквозь ресницы Херман попытался оглядеться. Дверь обычная, без стекла, но в любую минуту может открыться. Ну и черт с ней! Ему все равно важнее всего знать, может ли он стоять на ногах. И Херман, поднявшись рывком, сел на кровати. От того, что поднялся он резко, у него закружилась голова, но зато Херман понял, что и сидеть, и стоять он может. А вот ходить? Это так и осталось не выясненным, потому что ручка в двери повернулась, и Херман вытянулся на кровати. Он успел понять, что находится в частном доме, что комната обставлена тяжелой мебелью под старину, что здесь есть камин, и значит, он в тех местах, где бывает довольно прохладно. Глаз он больше закрывать не стал, внимательно смотрел на дверь и ждал продолжения. Он не сомневался, что войдет Ярима.