Запретный мужчина
Шрифт:
«У каждого свой путь», — подумала Пилар.
Сейчас она следовала путем своего мальчика, но не ведала, куда этот путь ее приведет. Он был открыт в бесконечность, и Пилар этому тоже радовалась. Не принимала никаких решений. Просто двигалась вперед.
К полудню она добралась до станции, где когда-то, впрочем, не так уж давно, высадились сеньора Амаранта и Хулио. Неподалеку от станции Пилар увидела кафе. «Наверняка, тут они и перекусили», — подумала она и остановила машину.
Толстяк-хозяин приветливо ей улыбнулся.
— Проголодались? — весело спросил
— Очень, — ответила Пилар.
Хозяин принес ей дымящуюся баранью похлебку в глиняной миске, но Пилар медлила, не начинала есть.
— У вас тут недавно случилось несчастье, пропали женщина и мальчик, — не слишком решительно начала она.
— Как же, как же, — сразу погрустнев, сказал хозяин. — Вот вы, значит, сюда зачем. Родня, что ли?
— Тетка, — ответила Пилар.
— Да вы с мальчиком и похожи. Видать, в вашу породу пошел. С матерью-то они совсем разные. Вот тут они и сидели, где вы сидите, кушали с большим аппетитом. А потом мой сынок отвез их на тележке в горы.
— А меня он не отвезет? — спросила Пилар.
— Почему ж не отвезти? Отвезет. Я письмо вашему брату отписал, рассказал все как есть. Большое вышло для вас горе.
Глаза Пилар вдруг невольно наполнились слезами.
— Да вы поплачьте, а коли там походите, мессу отслужите, помолитесь, глядишь, и полегче вам станет. У меня у самого старший сынок в горах замерз, попал в буран и не выбрался. Много лет прошло, а сердце все одно болит. Горы они такие… Так что вы плачьте, плачьте, горе, оно слезами и выйдет.
Хозяин отошел, не мешая Пилар есть похлебку и плакать.
— Сразу поедете или как? — крикнул он с порога.
— Сразу, — ответила Пилар.
Поела, вышла во двор, увидела ослика, тележку.
«Этот самый ослик их и вез», — подумала она.
— За машину не беспокойтесь, в целости-сохранности будет, — пообещал хозяин.
Она взяла из машины сумку с вещами, села в тележку. Тронулись.
Пилар смотрела по сторонам и все пыталась представить, о чем думал Хулио, видя вот это самое ущелье, горы — суровые и неприступные, и небо над ними — синее-синее. День ведь тогда был солнечный, Пилар это прекрасно помнит. Кто, как не она, проводила их, мысленно пожелала счастливого пути?..
Громко цокали копытца, поскрипывала тележка, и все-таки вокруг было тихо, и казалось, ничто не может нарушить этой всеобъемлющей неземной тишины.
— Вот вы везли женщину с мальчиком, расскажите мне о них, — попросила Пилар чернявого паренька, что сидел к ней спиной.
— Мальчик, худенький, подвижный, вертелся все, удивлялся, то на камень матери показывал, то на дерево. В горах-то, видать, в первый раз. Рад был очень, доволен. Все ему тут нравилось. А мать больше молчала. Сразу было видно, что нездорова она — кожа да кости.
Паренек замолчал, засомневавшись, не сказал ли он чего лишнего.
— Да-да, — поддержала Пилар, — здоровье у нее очень слабое. Вы рассказывайте, рассказывайте, мне ведь каждое слово важно.
— Ну, я тоже к ним спиной сидел, так что особо не видел их. Мальчик поначалу говорил много, рисовать собирался,
Господи! Оказывается, ее мальчик любил рисовать! А она даже этого о нем не знала!.. Пилар вдруг вспомнила, что и сама когда-то рисовала, и до сих пор неравнодушна к цветам и краскам. Может, потому так и порадовали ее сегодня поутру пылающие по склонам виноградники?
— А потом холодать стало. У них даже и теплого ничего с собой не было, но мой отец им вязаные куртки дал. Накрылись они куртками, прижались друг к другу, пригрелись и, видать, задремали. Ну а потом уж мы приехали, — сказал паренек и умолк.
Для Пилар и впрямь каждое его слово было драгоценным. Ведь она ни с кем не говорила о своем мальчике, ничего не знала о нем, не знала, что он любит, чем занимается. И вот сейчас, только сейчас началось ее знакомство с сыном. Встреча. Теперь она смотрела вокруг еще пристальнее, пытаясь догадаться, что же привлекло его внимание, что хотелось ему нарисовать. Наверное, вон тот зубчатый утес, что так странно глядится на фоне неба. И вот эта сосна, что притулилась между скал.
А вон уже и деревенька. Белые домики тесно лепятся к взмывающей вверх горе. Тут тоже отцветают розы и тоже пламенеют виноградники.
Остановились перед гостиницей — небольшим аккуратным двухэтажным домиком с галереей и крытым двором. Вышла хозяйка, стройная высокая женщина в пестрой косынке на пышных волосах, в белоснежной кофте, в длинной до пят юбке, цветные бусы, шаль, — Пилар оценила красоту горянки.
— Родню вот привез, ну, этих… — паренек не договорил, хозяйка все поняла и печально улыбнулась Пилар.
— Если можно, я остановилась бы в той же самой комнате, — сказала Пилар.
— Можно, можно, — закивала хозяйка.
Пилар вошла в дом: глиняный пол, деревянные столы, очаг. По стенам полки с расписными тарелками. И деревянная лесенка на второй этаж.
Наверное, туда? Пилар вопросительно посмотрела на хозяйку.
Та кивнула, и сама начала подниматься по скрипучим ступенькам. Пилар пошла за ней.
Коридор, коричневая дверь и комната. Последний приют несчастной сеньоры Альварес и бедного Хулито.
Пилар оглядела две пышные постели, цветной полог, занавески, столик, кувшин для умывания в углу.
— А на какой постели он спал? — спросила она.
— На этой, — показала хозяйка. — Усталые они были очень. Вечером даже кушать не стали. Только воды им принесла горячей, чтобы умылись. Мальчик тотчас и заснул. Хорошенький такой, разрумянился, как ангелочек.
Хозяйка вздохнула и замолчала.
— А потом? — спросила Пилар.
— Утром встали не больно рано. Спустились вниз, завтракали. Мальчик, конечно. Сеньора-то почти ничего не ела. А мальчику яичницу я сжарила с помидорами, наворачивал за обе щеки. Кофейку попили со сливками. С собой еды взяли — хлеба, брынзы, лучку, помидорчиков, попросту, по-деревенски. Мальчик все мать торопил, не сиделось ему на месте. Хотел идти гулять, рисовать. Рюкзачок за спиной. Так и пляшет, что твой жеребенок.