Запретный огонь
Шрифт:
Ровня! Подумать только! Ларк ударила его по ноге мыском сафьяновой туфельки. Но похоже, это только раззадорило Уэстерфилда. Притянув ее ближе, он накрыл ее рот шершавыми губами, перекрывая воздух. У него был вкус чего-то испорченного, кислого, с сильным привкусом лука, его одежда пропахла потом. Он, очевидно, выпил и перешел все пределы дозволенного. Оставалось только одно: Ларк впилась зубами в его губы. Или это был его язык? Она не была уверена, но почувствовала металлический привкус крови. Когда Уэстерфилд отпустил Ларк, она одной рукой ухватилась за перила, а другой с отвращением вытерла
— Прекратить! — рявкнул снизу Тобиас, карабкаясь по узким ступенькам. — Что здесь происходит? Его сиятельство не собирается платить за поврежденный товар. Я тебя видел! Спускайся оттуда, Уэсти. Я знаю, что ты там.
— Наши дорожки еще пересекутся, миледи! — Уэстерфилд сплюнул сквозь зубы и дернул Ларк к себе. — Когда-нибудь вы пожалеете, что не отнеслись ко мне с большим уважением. Я таких, как вы, знаю. Вы сами этого скоро захотите, к тому же вы у меня в долгу, вы сами это сказали. Я всегда получаю то, что мне причитается.
Не слушая уничтожающих выговоров Тобиаса, он сбежал вниз по лестнице, едва не сбив тюремщика, и вышел во двор.
— От него одни неприятности, — ворчал, поднявшись на площадку, Тобиас. — Собирайте вещи, вы уходите, — приказал он Ларк.
— Ухожу? Куда? — выдохнула она, воображая себе всяческие ужасы и не находя рационального объяснения.
Но было ли что-то рациональное в ее жизни, начиная со смерти отца? И какое это имеет значение? Хуже нынешнего положения ничего быть не может. Ведь так?
— Вас освободили, — равнодушно ответил тюремщик. — Я ему говорил, что вы ни на что не способны, но, судя по тому, что я только что видел, вы потаскушка. Может, это ему и нужно.
— Что?! Потаскушка? — вскрикнула Ларк.
— То, что слышали. Ну! Что вы стоите?! Вы что, глухая? Вытрите кровь и пошевеливайтесь. Граф Грейшир не собирается ждать целый день.
Кинг шагал у запертых ворот во внутреннем дворе. Почему так долго? Он взглянул на карманные часы. Половина первого. В чем задержка? Он чуть траншею у ворот не протоптал. Наконец он увидел, что Тобиас тащит за собой Ларк, и у него сердце перевернулось в груди. Она выглядела такой же потрепанной, как и в первую их встречу, но теперь прореха на платье стала шире. Юбка волочилась по пыли. Платье с самого начала было поношенным? Непохоже. Лицо и волосы в угольной пыли, губы припухли, на них кровь… и на корсаже. Так вот что значили слова тюремщика, что «все они одним миром мазаны»?! Похоже, он зря денежки потратил. Как ее в таком виде в Кингстон-Хаус покажешь? Кинг тяжело вздохнул. Что сделано, то сделано, придется испить чашу до дна.
— Миледи, — Кинг склонился к ее руке, — угодно вам последовать за мной?
Когда он взял ее за руку и повел за ворота на свободу, Тобиас кашлянул, привлекая его внимание.
— Да? — Кинг с каменным лицом повернулся к тюремщику.
— Если помните, мы заключили соглашение, милорд, — сказал Тобиас, преградив дорогу.
— Действительно, сэр, — ответил он. — Вам следовало быть внимательнее. Считайте, вам повезло, что я не обвиняю вас, учитывая ее вид. Так что отойдите в сторонку, наше дело закончено.
Ларк упиралась пятками в землю, тормозя его шаг.
— Минуточку, ваше сиятельство! —
— Нет, — кратко ответил Кинг. Сейчас не время объяснять свои намерения.
— Я хочу знать, куда вы меня ведете, — настаивала она.
— В куда более приятное место, — сказал Кинг.
— Ларк! — послышался изнутри полный слез голос. Вырвавшись, Ларк бросилась назад в тюремный двор.
Кинг увидел, как она обняла какую-то женщину.
— Я буду скучать без вас, дорогой друг, — бормотала Ларк. — Если бы не вы, я бы тут с ума сошла.
— Не забудьте меня, — молила женщина.
— Не забуду, обещаю, — торопливо говорила Ларк, — и если есть хоть какая-то возможность…
— Прочь! — рявкнул Тобиас. Оторвав Ларк, он вытолкнул ее из Маршалси. — С тех пор как вы тут появились, от вас одни неприятности. — Он сплюнул на землю. — Лучше не перечьте ему, иначе снова тут окажетесь. Вот, держите девку, — сказал он, передавая ее Кингу. — Баба с возу — кобыле легче!
Ливрейный грум Грейшира откинул подножку двухместной кареты, граф помог Ларк сесть и сам поднялся следом. Несмотря на гнев, странная молния снова пронзила ее, когда он коснулся ее руки, и Ларк едва не потеряла равновесия. В коляске она откинулась на роскошные бархатные подушки, скорее чтобы как можно дальше отстраниться от графа, чем почувствовать под спиной мягкую опору. Тело болело от сна на жестком топчане и соломенном тюфяке, от жестокого нападения Эндрю Уэстерфилда, и когда Ларк коснулась мягких подушек, у нее вырвался тихий стон.
Почему граф на нее так смотрит? У нее что, вторая голова выросла? Почему он заплатил ее долг? Что он хочет от нее… чего ждет? Ларк боялась спрашивать. Но она должна знать.
— Я связана договором? — спросила она.
— Я предпочитаю слово «выкуплена», — ответил он.
— Куда вы меня везете?
С этим человеком нелегко говорить, но Ларк хотела получить ответ. Почему он заплатил ее долги, когда вся Англия закрыла глаза на ее тяжелое положение? И много заплатил! Ларк задрожала, задаваясь вопросом, чего хочет взамен этот таинственный граф с каменным лицом и закрытым черной повязкой глазом. Из чего она сделана? Наверняка шелковая, сзади шнурок завязан над косичкой. Ларк в тюрьме часто думала о нем, вновь и вновь переживая пожар, который зажгло в ее крови его прикосновение, вспоминала силу его руки, так легко, так галантно поднявшей ее на глазах у всех. Как она раньше не заметила его красивую, хотя и старомодную косичку?
— В мой дом на Ганновер-сквер, — ответил он, возвращая ее к реальности.
— С какой целью? — не унималась Ларк.
— Там видно будет, — сказал граф, стукнув тростью в крышу кареты.
Глава 3
Ганновер-сквер оказалась куда блистательнее, чем помнила Ларк. Но она видела площадь лишь однажды, ребенком, когда отец взял ее в гости к знакомому, который жил в роскошном доме времен Георга I. Она смутно помнила, как Джордж-стрит расширяется, открывая панораму архитектурных шедевров, окружавших маленький, обнесенный решеткой парк. Тогда он казался больше, но ей в ту пору было только шесть, а ребенку все кажется большим.