Запрос в друзья
Шрифт:
Я еще раз глянула на Софи, которая не отрывала от меня взгляда, все было понятно и без слов. У меня появилось чувство подвешенности, словно я балансирую на краю обрыва, и тут я стала падать все дальше вниз: я открыла пакетик, ссыпала порошок в стакан с колой, судорожно размешала коктейль соломинкой, желая, чтобы порошок растворился побыстрей. Я стреляла глазами по залу, но никто не обращал на меня внимания, а даже если кто-нибудь и посмотрел бы — я всего лишь размешивала напиток в своем стакане. Если слишком не присматриваться, то ни за что не увидишь, как трясутся мои руки. Я еще раз взглянула в стакан — ничего не заметно, он выглядел в точности,
— Это не ты должна была уйти и освободить место, а я, — сказала я. В душе у меня трубили фанфары.
Она посмотрела на меня неуверенно.
— Эстер будет тебя там ждать, когда вернется, а я пойду дальше. — Я махнула рукой в противоположный конец зала, откуда за нами наблюдала ликующая Софи. — Обещаю больше тебя не беспокоить.
Мария окинула меня недоверчивым взглядом и побрела обратно к стульям. Пока я шла к Софи, я оглянулась и увидела, как Мария нервно теребит свой кулончик-сердечко. Она взяла стакан и стала пить из него через соломинку.
Я вспоминаю все это двенадцать часов спустя, сидя на полу в спальне. Тогда я видела Марию в последний раз. Подмешав в ее стакан порошок, я поспешила доложить об этом Софи. Она была в восторге и принялась суетиться вокруг меня. Я не особо хотела принимать экстази, мне было достаточно эмоционального подъема, который я испытывала после содеянного, но Софи убедила меня в обратном. Она тоже приняла таблетку, и как только та начала действовать, повела меня на танцпол. Второй раз в жизни мне было безгранично легко, мое тело двигалось под музыку совершенно свободно. Последующие два часа мои мысли занимали лишь музыка и физическое, прямо-таки животное удовольствие от слияния с ней. Танцпол заполнялся (подозреваю, не мы одни кое-что пронесли под носом у мистера Дженкинса), и через какое-то время я потеряла всех: Сэма, Мэтта и Софи. Парни, которые раньше не замечали меня, теперь пялились, не отрываясь. У меня было чувство, что я сбросила кожу и, оставив позади себя прежнюю, оказалась там, где никто никогда не бывает.
Наконец нарисовалась Софи, ходившая в бар за водой.
— Где ты была? — спросила я ее.
— Да тут. — Она загадочно улыбнулась, больше себе самой, чем мне.
У меня внутри все сжалось. Она была с Сэмом, и они высмеивали меня, а идеальное тело Софи излучало призывный жар? Или с Мэттом? Конечно же, весь охваченный желанием обладать ею, он и думать забыл о том, как пытался отговорить меня от участия в злой проделке Софи.
— А где же Мария? — спросила я. — Она должна была уже начать выступление.
Увлекшись моментом, я на время забыла, ради чего все это затевалось. Конечно, Мария не была настоящей целью моих действий, мне важны были наши отношения с Софи и то, какую пользу я могла извлечь из этого поступка, на какой уровень могла подняться благодаря ему.
Софи снова неопределенно улыбнулась.
— Что такого смешного? — поинтересовалась я. — Я думала, ты хочешь увидеть, как она потеряет голову. Разве дело было не в этом?
Софи пожала плечами и посмотрела вокруг, но Марии нигде не было. Я видела, как Эстер идет к нам через весь зал. Внутри у меня екнуло, когда я поняла, что она направляется ко мне.
Эстер
— Луиза, ты не видела Марию? — спросила она.
— Да нет, давно уже не видела. А что?
Полагаю, в этот момент я должна была понять, что надвигается, или во мне должно было шевельнуться какое-никакое предчувствие, но меня еще качало на волнах эйфории от новых ощущений этого вечера.
— Она сказала, что вы с ней общались. Что ты ей говорила?
— Я не уверена, что это тебя касается. — Мне стало неуютно при мысли о том, что Мария могла ей рассказать.
— Я думаю, она куда-то ушла. Сто лет назад она сказала, что чувствует себя неважно, направилась к туалету, но я не могу ее нигде разыскать.
Возможно, в этот момент зернышко сомнения начало прорастать во мне.
— Может, она разговаривает с кем-то на улице или в каком-нибудь классе?
— С кем, например? — желчно поинтересовалась Эстер. — Ты и твои чудесные подружки постарались, чтобы никому в здравом уме в голову не пришло приближаться к ней. Я была лучшего мнения о твоих вкусах, Луиза. Единственный, с кем она могла пойти, это ее брат, но я и его найти не могу.
Я испытала неимоверное облегчение, смешанное с разочарованием: мы не станем свидетелями саморазоблачения Марии на танцполе, как рассчитывали.
— Очевидно, они оба пошли домой. Ты же сказала, что ей нездоровилось.
— Она предупредила бы меня о своем уходе. Она не оставила бы меня одну.
— Ты так уверена, Эстер? Ты вообще хорошо ее знаешь?
Я видела по ее реакции, что мой яд попал в цель.
— Знаешь что, Луиза? Забудь об этом. Тебе, судя по всему, наплевать, или ты не хочешь помочь. Ради тебя самой я надеюсь, что ничего с ней не случилось. Я позвоню матери, чтобы она меня забрала, так что если встретишь Марию, скажи ей, что я уехала домой.
Потом все слилось воедино: танцы, смех, разговоры, и я не успела опомниться, как пробило полночь. Вмиг карета Золушки превратилась в тыкву — музыка смолкла, зажегся яркий свет; мы оказались снова в нашем школьном зале, а вокруг только бледные и потные выпускники.
После этого опять все смешалось. Приехала мать Марии, чтобы забрать ее домой. Сначала она была слегка обеспокоена, потом стала впадать в истерику, когда явился Тим, который, как выяснилось, все это время был в зале, но тоже давно не видел Марию. Мой отец приехал за мной в тот момент, когда Бриджит уводили в школьную администрацию, чтобы она могла позвонить Эстер. Я помню, как мистер Дженкинс спрашивал Бриджит, могут ли они связаться с другими подружками ее дочери, и пробравший меня мороз, когда она повернулась ко мне; гнев и стыд пылали на ее лице, она покачала головой — нет, других подружек у Марии не было. Прозвучали слова «полиция», «пропавшая» и «24 часа».
Теплая ночь разразилась проливным летним дождем; капли стучали по лобовому стеклу, а отец спрашивал меня, что там произошло. Я пыталась создать видимость обычного разговора, притвориться, что совершенно трезва. Все еще пыталась оставаться его дочкой, той девочкой, которая вышла из родительского дома несколько часов назад.
Потом — пустота. Всю ночь я просидела на полу в своей спальне, уставившись себе под ноги. В этой пустоте должна была быть Мария: ей было предназначено танцевать, сходить с ума, беспричинно обнимать всех подряд. Мы с Софи должны были наблюдать за ней, толкая друг друга в бок и веселясь. А наутро проснуться с головной болью и не помнить, что было накануне.