Зарубежная литература XX века: практические занятия

Коллектив авторов

Мотив смерти, заявленный уже в первом предложении, станет в повести центральным и сюжетообразующим. Она начинается известием о смерти матери героя, а заканчивается ожиданием его собственной казни. Упоминания о смерти постоянно присутствуют в тексте: это и разговоры Мерсо со знакомыми, и исчезновение собаки Саламано, и убийство араба, и газетная заметка, которую герой находит в камере, и речи на судебном процессе. Все эти эпизоды позволяют выявить отношение Мерсо к смерти.

С момента получения телеграммы Мерсо чувствует себя виноватым, так как ради присутствия на похоронах он должен попросить у патрона двухдневный отпуск. Во время разговора об умершей матери с директором дома призрения

у него вновь возникает чувство вины. В обоих случаях ощущения героя вызваны интуитивным пониманием того, что смерть и связанный с ней ритуал имеют в глазах общества немаловажное значение и требуют от человека заведомо определенного поведения.

Он чувствует, что погребальный обряд пропитан неискренностью и отдает фарсом. Его взгляд фиксирует ослепительно яркий свет мертвецкой, блестящие винты на крышке гроба, длинный, лакированный катафалк. Мерсо кажется нелепым выражать соболезнования человеку только тогда, когда он наденет траур, или же хоронить по церковному обряду женщину, которая религией никогда не интересовалась.

Хотя он и соблюдает основные правила поведения родственника умершей (проводит ночь у гроба, следует в молчании за катафалком), но делает такие непростительные «ошибки», которые разрушают образ убитого горем сына. Во время судебного процесса ему припомнят и сигарету с чашкой кофе у гроба матери, и незнание возраста усопшей, и нежелание посмотреть на нее в последний раз. За все это на Мерсо навесят ярлык равнодушного, «безразличного» человека. Уже по деталям первой главы становится понятно, что герой Камю относится к ритуальному обряду совсем иначе, чем окружающие. Но характер его поведения только отражает более глубинное расхождение Мерсо с обществом. Он иначе, чем окружающие, смотрит на смерть как таковую, а значит, и на жизнь.

Похоронив мать, Мерсо продолжает наслаждаться счастьем земного существования, что в глазах почтенных граждан выглядит кощунством и бессердечием. Морская вода, синее небо, тело женщины вызывают в нем упоение и радость. Существование в гармонии с окружающим миром делает Мерсо «счастливым человеком». Свои эмоции от соприкосновения с природой и тем, что дарит чувственное наслаждение, он описывает просто, но необычайно проникновенно: «Прямо в глаза мне смотрело просторное небо, синее и золотое. Затылком я чувствовал, как тихонько поднимается и опускается живот Мари. Мы долго лежали, полусонные, на поплавке. Когда солнце стало слишком припекать, она нырнула, я за ней. Я догнал ее, обнял за талию, и мы поплыли вместе».

Жизнь тела дарит Мерсо ощущение полноты бытия и имеет очень важное, если не первостепенное значение. Он пассивно отдается течению жизни и без малейшего интереса воспринимает любые попытки ее изменить. Смысл философии существования героя заключается в том, чтобы сохранить свою самодостаточность и не нарушать равновесия, установленного природой. Как герой экзистенциалистского толка, Мерсо страшится поступка, поскольку он заставляет человека изменить своей внутренней сущности и означает вмешательство в гармонию мироздания. Любой поступок служит проявлением активного начала, которое в повести Камю символизирует раскаленное солнце.

Как известно, автор «Постороннего» родился в Алжире, который был тогда колонией Франции, и с детства проникся страстной любовью к средиземноморской природе. Но солнце, согревая землю и человека, способно одновременно уничтожить жизнь своими жгучими лучами. В повести активное начало солнца может уравновесить только сон, помогающий герою сохранить изначальную пассивность. Заметим, что мотивы жары (солнца) и сна перекликаются. Но когда раскаленному огненному диску не оказывается противовеса, его замещает смерть.

Сравним два узловых эпизода повести. Первый связан с церемонией

траурного шествия к могиле матери Мерсо:

Я почувствовал себя затерянным между белесой, выгоревшей синевой неба и навязчивой чернотой вокруг: липко чернел разверзшийся гудрон, тускло чернела наша одежда, черным лаком блестел катафалк. Солнце, запах кожи и конского навоза, исходивший от катафалка, запах лака и ладана, усталость после бессонной ночи... от всего этого у меня мутилось в глазах и путались мысли.

Отметим, что жара и обжигающее солнце лишают Мерсо возможности самоконтроля; он находится в состоянии дурмана и прямо в этом признается. Второй эпизод – это сцена убийства араба, ставшая поворотной в судьбе героя. Он сам указывает на сходство своих ощущений с теми, что уже испытывал:

Вот также солнце жгло, когда я хоронил маму, и, как в тот день, мучительней всего ломило лоб и стучало в висках. Я не мог больше выдержать и подался вперед. Я знал: это глупо, я не избавлюсь от солнца, если сдвинусь на один только шаг. И все-таки я сделал его – один-единственный шаг вперед. Тогда, не поднимаясь, араб вытащил нож и показал мне, выставив на солнце. Оно высекло из стали острый луч, будто длинный искрящийся клинок впился мне в лоб... Я ничего не различал за плотной пеленой соли и слез. И ничего больше не чувствовал, только в лоб, как в бубен, било солнце да огненный меч, возникший из стального лезвия, маячил передо мной... И тогда все закачалось... Все во мне напряглось, пальцы стиснули револьвер. Выпуклость рукоятки была гладкая, отполированная, спусковой крючок поддался: – и тут-то, сухим, но оглушительным треском, все и началось. Я стряхнул с себя пот и солнце. Я понял, что разрушил равновесие дня, необычайную тишину песчаного берега, где мне совсем недавно было так хорошо. Тогда я еще четыре раза выстрелил в распростертое тело, пули уходили в него, не оставляя следа. И эти четыре отрывистых удара прозвучали так, словно я стучался в дверь беды.

Мерсо словно бы заряжается властной и разрушительной энергией солнца, уничтожающей все живое. Примечательно, что даже фамилия героя (Meursault) созвучна французским словам «умираю» и «солнце». Под действием обжигающих солнечных лучей герой совершает убийство, которое влечет за собой кару. В черновых рукописях повести в конце последней главы первой части напрямую звучит тема вины и наказания. В момент убийства Мерсо чувствует себя виновным не только в глазах окружающих, но и в своих собственных за то, что нарушил гармонию мира и собственное право наслаждаться ею.

Во второй части повести, в заключении, будучи оторванным от мира природы, Мерсо продолжает остро реагировать на малейший дискомфорт, а органы чувств героя по-прежнему определяют не только его физическое, но и эмоционально-психологическое состояние. Так же как в своей комнате или на пляже, в жарком автобусе или на похоронах матери, Мерсо продолжает тонко чувствовать запахи, прислушиваться к звукам, улавливать оттенки цвета, ощущать дрожание воздуха и трепет человеческой плоти в зале суда и в тюремной камере.

Именно тело героя – не мысли и не слова – передает чувства этого человека, обвиненного в жестокосердии и бесчувственности. Так, он не клянется в любви Мари, но любит ее со всей страстью; во время суда признается, что после одной из особо патетических реплик прокурора «впервые за много лет... как дурак, чуть не заплакал, вдруг ощутив, до чего все эти люди [его. – С.П.]ненавидят». Чуть далее по тексту он делает еще одно признание: увидев, как во время допроса блестят глаза и дрожат губы Селеста, выступившего в защиту обвиняемого, Мерсо впервые в жизни захотелось обнять мужчину.