Зарубежный детектив - 88
Шрифт:
Одна блондинка протянула голую, посиневшую от холода руку.
— Распишись на ней, Жан Луи, — умоляющим голосом воззвала она к доброте своего идола. Увы, самописка лишь скользила по коже блондинки. Пришлось стиснуть ей запястье. Она мгновенно прижалась к нему. Шпагу обдал неприятный запах острых духов. Он не сопротивлялся. И вот уже его притиснули к двери, стали судорожно поглаживать, ощупывать.
— Ренцо, действуй!
Этот здоровяк Ренцо не рисковал, раздавая налево и направо тычки и пинки, своей популярностью. Он ринулся на штурм, с силой размахивая руками, отталкивая спины, плечи. Шпага держался как можно
Шпага понимал, что поклонники будут разочарованы — ведь не он водит эту сверкающую четырехколесную ракету. Но он понимал также, что непременно подвергнется осаде фанатиков, и предпочитал, чтобы кто-то другой рванулся вперед, даже с риском сбить этих ненормальных. Не мог же он, «великий Шпага», сбить тех, кто совал ноги под колеса, лишь бы еще на минуту задержать своего кумира. Да и отдавить им дверцей пальцы тоже, увы, не мог. Только когда «феррари» вырвалась из окружения и пристроилась в ряд машин, мирно кативших по проспекту Семпионе, он мысленно представил себе, как давит, разламывает в порошок эти черные жирные пальцы.
Он, не глядя, бросил папку на заднее сиденье и облегченно откинулся на кожаную спинку кресла рядом с шофером. Вдруг у первого же светофора шофер резко затормозил и начал отчаянно сигналить.
«Проклятая дура! Нашла время и место размахивать платком и, прильнув к стеклу «пежо», таращить свои глазищи. Потом, задыхаясь от волнения, она всю неделю будет рассказывать приятельницам об этой изумительной встрече. А ведь так недолго и в аварию угодить.
Да я же тебе, кретинка, уже помахал на прощание рукой и даже ласково улыбнулся. Уймись же наконец, не то прямо в мою «феррари» врежешься!»
Он повернулся к шоферу.
— Едем на проспект Матеотти, к доктору Казадеи.
Шпага снова откинулся на спинку сиденья и языком нащупал правый нижний резец. Вспухла десна, уж точно вспухла. Он платит этому Казадеи бешеные деньги, а тот так коронку сделал, что десна воспалилась. Уж лучше было бы, как и прежде, поставить коронку у протезиста на улице Кардуччи. А все мода, престижность! У этого Казадеи кабинет в самом центре города и две медицинские сестры-красотки. Обе с одинаковым успехом могут претендовать на титул «Мисс года». Стерео последней модели, ну и, соответственно, чаевые платишь невероятные.
Собственно, Шпага был человеком консервативным.
С тех пор, как фортуна в лице множества женщин, чаще всего давно увядших и полных всяческих комплексов, влюбилась в него без памяти, он поменял только две вещи — имя и дом. Да и то лишь раз.
В метрике он был записан как Джанлуиджи Шпагароло. Звучало бы совсем неплохо, будь он могучим мужчиной и имей наглый, а еще лучше — воинственный характер. А он ни решительностью, ни смелостью не отличался, и имя Шпагароло шло ему, как бродяге фрак. Пришлось изобрести французских предков, превратиться в обаятельного итальянца французского происхождения. В Жана Луи Шпагу. Ведь он ни от чего, в сущности, не отказался — Джанлуиджи по-французски и есть Жан Луи, а фамилия Шпагароло даже приобрела от сокращения большую звучность. Как у романтических героев Д’Аннунцио, снова вошедших в моду.
Едва состоялся первый телеконкурс, заработала и машина по выкачиванию денег.
Виллу в Сан Сиро он купил на гонорары,
Когда он понял, что вечерний конкурс — волнующее событие для миллионов уставших, измученных жизнью домашних хозяек, он всю свою энергию вложил в это представление. Пока однажды не додумался до передачи «Ударами шпаги», назвав про себя это телешоу — «изумительный плод моей редкой интуиции». Телешоу не нуждалось даже в серьезных изменениях. Конечно, раз в один-два года он кое-что подновлял, но «дорогие друзья» и деланный восторг при каждом удачном ответе оставались. На самом деле он больше всего радовался ошибкам участников конкурса и даже высмеивал их, но так неловко, что многие критики считали- его шутки просто дурацкими.
Славу человека консервативного он подтвердил и тем, что не в пример коллегам так и не поменял свою виллу ни на триста квадратных метров в небоскребе, ни на бельэтаж старинного палаццо в центре Милана, ни на загородный дворец.
Вилла в «приличном» районе, неподалеку от здания Радиотелевидения, включала в себя и сад, который он нередко с улыбкой называл «мой маленький парк». Была там и спортивная площадка для сгонки веса, была на вилле и огромная гостиная. Ну и, конечно, кабинет, где доктор Валенцано, его секретарь и верный помощник, отвечал на письма графоманов, первым принимал назойливых журналистов и вел архив. За неделю набиралось килограмма два почты от восторженных почитателей. Наиболее любопытные письма Валенцано откладывал и показывал ему, Жану Луи.
Была у них с женой, разумеется, и спальня, которую разные там журнальчики в поисках сенсации часто воспроизводили в цвете. Пожилые дамы, студентки, машинистки и солидные синьоры, сидя в приемной врача или адвоката, перелистывали эти журнальчики и вслух поражались безудержной фантазии дизайнера. Еще бы! Ведь в спальне стояла ошеломительно громадная круглая кровать, кресла в стиле Людовика Шестнадцатого, аквариум с тропическими рыбками, а в мерцающем свете неона рисунок Розальбы Каррера как бы бросал вызов Иисусу Христу-Суперстару, — сплошь в отвратительных, желто-красных пятнах.
Шпага вынул свежий номер газеты и прочел заглавие «Полицейский и преступник убиты при нападении на супермаркет». «Молодой промышленник похищен на окраине Монцы». Год кончается, правосудие приходит в полный упадок!
Он снова свернул газету и краем глаза заметил, что его шофер двусмысленно ухмыляется и что-то бормочет, явно радуясь обилию мрачных новостей.
Шпаге вовсе не хотелось как-то комментировать эти новости и тем более обсуждать их с шофером. Он опустил стекло, но сразу пожалел об этом. Вначале ему показалось, что магнолии, ели, кипарисы вместе с бодрящим зимним холодом несут и приятные запахи близкого рождества. На деле же в кабину ворвался густой туман и удушливый запах выхлопных газов.