Зарубежный детектив - 88
Шрифт:
Шпага в тихом бешенстве покинул здание полиции в сопровождении своего секретаря Валенцано.
Посмеявшись, Скьявони снова посуровела.
— По-моему, похищение Тео никак не связано с убийством шофера синьора Шпаги, С Тео обошлись хорошо, постарались не нанести ему моральной травмы. Эти бандиты не стали бы деликатничать. Тот, кто способен убить железной палкой человека, не будет церемониться и с ребенком.
И еще, эта подробность насчет танков сужает круг поисков. Впрочем, следствие ведут мои высокоуважаемые, опытнейшие коллеги.
Она приветливо улыбнулась Руссо и Пьерантони и ушла. Руссо объяснил Салуццо историю с танками. И Салуццо, выражая затаенные мысли своих начальников, с показной скромностью предложил свою гениальную идею.
— А что, если пощупать тех, кто живет в доме Шпаги или бывает у него?
19
— Макс, — крикнул, обернувшись назад, хилый юнец с ожерельем из бусинок на шее, босоногий, в подвернутых джинсах. Он был похож на рыбака, по ошибке очутившегося вместо берега реки на ковровой дорожке. Его голос заглушили яростные звуки стерео.
— Макс! — еще громче крикнул мнимый рыбак. — Тебя ищет какой-то шпак. — Тоном ниже добавил: — Иди сюда, — и с вызовом уставился на зеленое пальто незваного гостя.
Пьерантони прошел в полутемный коридор, где пахло чем-то кислым и затхлым, повсюду стояли картонные ящики. На пороге комнаты бешеная музыка как бы воздвигла невидимый, неодолимый барьер. Пьерантони остановился, заглянул внутрь и увидел, что под потолком висят два гамака. Один был пустым, в другом лежал тюк, из которого высовывалась худая грязная рука, прищелкивавшая пальцами в такт бешеной музыке.
На полу, прислонившись к стене, сидели двое юнцов, парень и девушка в майке, они курили.
Пьерантони вдохнул всей грудью горький воздух, но ощутил лишь запах крепкого табака. Нет, марихуаной они, видно, не балуются. Мнимый рыбак смотрел теперь на Пьерантони не с деланным равнодушием, а с нескрываемым подозрением.
— Какой же ты друг Макса, если его даже не знаешь!
— А я разве говорил, что знаю? — таким же суровым голосом задал Пьерантони встречный вопрос. — Я только сказал, что хочу с ним поговорить.
Его все больше удивлял жалкий вид комнаты.
— Не желаю я ни с кем говорить, — неожиданно отозвался юнец, сидевший рядом с девушкой.
— Это очень важно, — сказал Пьерантони.
— Тогда выкладывай.
— Мне надо поговорить с тобой наедине.
— Здесь мы все друзья. Никаких тайн от них у меня нет.
Пьерантони подошел поближе и, взвешивая каждое слово, сказал:
— Меня послал твой отец. Хорошо, сейчас я тебе объясню…
Юнец вскочил молниеносно, словно разъяренный зверь.
— Значит, ты оттуда, зануда.
И все же пропустил Пьерантони.
— Так ты Массимо Шпага, — неосторожно вырвалось у Пьерантони, пораженного худобой этого
Массимо — на нем была спортивная майка и довольно чистые джинсы — молча, с явным презрением усмехнулся.
— Какой еще Шпага! Я Массимо Шпагароло.
— Да, верно, — тут же согласился Пьерантони. Он готов был влепить себе оплеуху за свою промашку. Этот насмешливый юнец, глядевший на него с наигранным равнодушием, ничуть не походил на отца.
— Да, верно, — подтвердил он, кивнув головой.
— Ну, раскалывайся! — пробурчал Массимо.
— Я говорил с твоим братом.
Массимо безразлично пожал плечами.
— А его нашли, да? Эти болваны, которые его похитили, могли и миллиард заработать.
Он выпятил нижнюю губу и презрительно, но в то же время и с гордостью добавил:
— Господин Шпага, надеюсь, не думает, что идею похитителям подали мы. В этом случае он уж тремястами миллионами точно бы не отделался.
Как ни странно, столь откровенный цинизм успокоил Пьерантони. Он по опыту знал — собака, которая лает, не кусает. А ему не раз и не два приходилось иметь дело с озлобленной, воинственной, крикливой молодежью. Часто эти юноши даже добры и честны, но старательно скрывают это от других, да и от себя самих.
— О том, что твои ужасно волновались, ты не подумал?
— Господин Шпага никогда не волнуется, — изрек Массимо. — Его интересует только его вонючее телевидение и дурацкие конкурсы. Поглядите на меня и поймете.
Массимо невольно обратился к нему на «вы»! Нет, он явно хочет казаться грубее и злее, чем на самом деле. Пьерантони это желание выглядеть как можно беспощаднее и бессердечнее было знакомо. Он и сам в ранней молодости любил блеснуть похабным словом, беспричинно оскорбить приятеля.
— Это ты так утверждаешь, — возразил он. — А я друг твоих родных и знаю, что твоя жизнь здесь с этой… — он хотел сказать «мразью», но вовремя сдержался, — группой приятелей очень их огорчает. Уж поверь мне на слово. Твой отец пережил тяжкие дни… Хоть это ты понимаешь?
— Мне на его переживания начхать! — отмахнулся Массимо. — Нас это ничуть не интересует. Лично мне даже приятно, что кто-то пощипал моего папашу, изрядного, надо сказать, поганца.
Он с отвращением поглядел вокруг, то ли вспомнив о жизни с отцом, то ли впервые увидев всю неприглядность своей норы. Затем снова впился взглядом в Пьерантони.
— Так что вам надо, мистер?
— Хотел бы знать, как тебе живется и не нуждаешься ли ты в чем-либо.
— Я составлю список нужных мне вещей, — поддел его Массимо, — глядишь и поможете нашей коммуне. А больше вам ничего от меня не нужно?
Похоже, Массимо был даже несколько разочарован.
— Как вы тут живете? — с преувеличенным интересом спросил Пьерантони. На деле он знал, что двое дружков Массимо играют на гитаре, а девушка продает на станции метро «Площадь Кастелло» наивно-эротические рисунки.