Зарубежный криминальынй роман. М. Спиллейн, В. Каннинг
Шрифт:
Барди нажал вделанную в стол кнопку звонка, повернулся, открыл сейф и вынул потертый пузатый портфель. Вошел Лодель — высокий, темноволосый мужчина лет сорока, с бесстрастным, словно замороженным, землистого цвета лицом.
Он поставил на стол серебряный поднос с хрустальным графином, сифоном и стаканом. Не вымолвив ни слова, налил в стакан виски и чуть-чуть плеснул туда содовой из сифона.
Барди вынул из портфеля несколько папок и, не поднимая головы, сказал:
— Когда Мария закончит, вы отвалите на весь вечер. И прихватите Джана.
Он говорил по-английски с едва заметным акцентом, доставая слова как
Лодель кивнул и, бросив мимолетный взгляд на папки на столе, посмотрел в большое лицо хозяина.
— Пришли ко мне Марию, — сказал Барди и, не дожидаясь, когда Лодель уйдет, взял верхнее досье, помеченное на обложке красным карандашом. В папке хранились газетные вырезки и с десяток листов белой форматной бумаги. На первом, словно заглавие, стояло имя: «Роналд П. Дин». Барди не спеша перелистал досье. Один из последних листов делился на колонки, куда были вписаны даты, а напротив — суммы в фунтах. Барди внимательно просмотрел цифры. Его большое лицо при этом сохраняло бесстрастное выражение: голубые, цвета льда, глаза оставались по-прежнему холодными.
В дверь легонько постучали. Вошла женщина в зеленом шелковом платье, с карандашом и блокнотом в руках. Привлекательная, лет тридцати, с длинными, зачесанными на уши волосами.
Барди улыбнулся ей.
— Надо написать несколько писем, Мария. Совсем коротеньких. А потом можешь быть свободна.
Женщина кивнула. От предзакатного солнца за окном на море лежал пурпурно-голубой ковер, надвигавшиеся с востока сумерки оставляли на нем лилово-серые разводы.
— Первое письмо, — продолжал Барди, — предназначается профессору Роналду П. Дину, доктору наук, члену Королевского общества содействия развитию естествознания. Он живет в усадьбе Лауэр Лодж, что в Годстоу, Великобритания.
Барди поднялся, заходил вокруг стола и, потягивая виски, начал диктовать:
«Мой дорогой Дин!
В этом году я немного припозднился с посланием к Вам, но, поверьте, совсем не потому, что забыл о Вас. Просто последние месяцы я был очень занят.
Впрочем, время от времени до меня доходили новости о Вас. Прочел я и Ваш обзор собранных на Мадагаскаре растений, который появился в последнем номере «Вестника Королевского общества садоводов». Чрезвычайно интересно.
Вынужден несколько разочаровать Вас: в этом году Вам придется увеличить выплату мне на 25 процентов. Не стану объяснять, почему. Новую сумму перечислите как обычно на счет «Скорпион Холдингз» в конце этого месяца.
Покончив с первым письмом, Барди, остановившись позади Марии, протянул руку к дальнему краю стола и взял следующую папку. Открыл ее и не спеша перелистал.
— Второе письмо будет к Александеру Сайнату, — сказал он, — на адрес: «Лотон-Хауз», Керзон-стрит, Лондон. Он попал ко мне в сеть задолго до тебя, Мария, — помолчав, добавил Барди. — Ему хотелось заполучить свой первый миллион уж слишком быстро.
Отклика Барди не ждал, да Мария и не собиралась ничего отвечать. Он диктовал письмо за письмом, по мере надобности сверяясь с содержимым досье.
Напоследок он сказал:
— Письма вместе с конвертами оставь у себя. Я ими займусь позже. Желаю тебе приятного вечера. И не позволяй Джану напиваться. Его, по-моему, что-то гложет.
Мария остановилась на полпути к двери и вдруг с нежностью произнесла:
— Он еще так молод. Жизнь для него — настоящий фейерверк, а искры сыплются ему прямо в волосы. Разве сам ты не был таким?
Барди в задумчивости пригубил виски и спросил, не сводя с Марии глаз:
— Ты не преувеличиваешь?
— Ничуть. Я не могу его остановить. Да и не стоит. Он это перерастет.
— Однако пока научи его осторожности, иначе как бы шутихи не начали взрываться у него в руках. Есть предел, за которым начнет ревновать даже Лодель.
Мария пожала плечами и вышла.
Час спустя, сидя в гостиной за свежей «Дейли Телеграф», Барди услышал, как уехала машина с прислугой. Один из мужчин в ней пел, и Антонио догадывался — это не Лодель. Он поднялся и прошел в комнату Марии. Письма она уже перепечатала и аккуратно сложила на конторку. Надев лежавшие на пишущей машинке тонкие хлопчатобумажные перчатки, Барди сел, внимательно перечитал все письма и подписал их одним словом: «Скорпион».
Окна столовой выходили в крошечный сад, ютившийся за чугунной оградой с низким кирпичным основанием. Прутья ее кое-где были поломаны. По другую сторону ограды шла улица, заставленная по обеим сторонам автомобилями, а дальше начинался асфальтированный теннисный корт, на скамейке которого в это раннее летнее утро переобувались двое молодых людей.
Миссис Луиджи Феттони взяла с дивана сумочку и сказала:
— Ну, я ухожу. Надеюсь, несколько дней ты и без меня обойдешься.
— Конечно, — ответил сидевший на диване пожилой мужчина и пошевелил ногами, которые только что, сняв шлепанцы, он положил на стул. Мужчина с помощью большого увеличительного стекла читал «Дейли Мейл».
— Что «конечно»? — переспросила жена.
— Конечно обойдусь, душечка, — пояснил он, не поднимая глаз. — Спасибо. — Мужчина говорил с иронией, но без раздражения.
Миссис Феттони взглянула на него так, словно собиралась высказать что-то в ответ. Но передумала. Вместо этого она подошла к зеркалу на стене и поправила шляпку легкими толчками пальцев — так лесной голубь клювом подправляет гнездо, которое после этого все равно остается неопрятным.
— Ну тогда пока, — сказала миссис Феттони, направляясь от зеркала к двери.
— Чао, — ответил муж, помолчал и с едва заметной улыбкой добавил по-итальянски: — дорогая.
Жена потопталась у двери, словно еще могла передумать и остаться. Луиджи, заметив ее колебания, поднял на нее глаза и вдруг решительно заявил:
— Поезжай. Если надо, я и шестьсот человек сумею накормить роскошным обедом. А здесь что? Я да кошка! Так чего ты суетишься?
— Тогда ладно. Я ухожу. Пока… — С последним звуком последнего слова она и вышла. Луиджи услышал, как хлопнула входная дверь, а немного погодя заскрипели ворота.