Зарубежный криминальынй роман. М. Спиллейн, В. Каннинг
Шрифт:
— Я рад, господин министр, что вы согласились принять меня, — ответил Джордж. — Постараюсь быть предельно кратким.
— Постарайтесь, — повторил за ним Берни и улыбнулся. — Тогда я хоть ненадолго отвлекусь от многословия, которым потчуют меня коллеги.
Истинной шуткой это не прозвучало, и министр усмехнулся над ней так, словно хотел поскорее избавиться от нее.
— Дело в том, господин министр, — Джордж по обыкновению взял быка за рога, — что одного моего друга шантажируют, Сайната тоже, и я бы хотел узнать, не вымогают ли деньги и у вас. Кличка шантажиста — Скорпион.
Ни один мускул не дрогнул на лице Берни. Министр просто смотрел на Джорджа с застывшей улыбкой на губах. Потом очень медленно подошел к буфету с мраморным верхом и, потянувшись за
— По утрам, Константайн, я обычно не пью. Однако со мной так откровенно, как сегодня, никто не беседовал уже давно — ни по утрам, ни по вечерам. Так, может быть, выпьете глоток коньяку за компанию?
— Нет, нет, не беспокойтесь, сэр. И простите за откровенность. Если я попал пальцем в небо, то не стану более отнимать у вас время.
Берни повернулся, держа в поднятой руке рюмку, наполнил ее коньяком до краев и сказал:
— Напротив, Константайн, продолжайте говорить столь же искренне. Вопреки слухам, которые обо мне распускают, хорошим слушателем я быть все-таки могу.
Тогда Джордж пересказал ему то, что уже говорил Сайнату. Добавил, что Сайнат признал себя жертвой шантажа, и вызвался начать войну со Скорпионом, если его союзниками в ней станут и другие пострадавшие от вымогателя. О Винеску Джордж не упомянул, просто подчеркнул, что в историях четверых шантажируемых может найтись нечто, способное навести на след Скорпиона. Пока Джордж говорил, а министр слушал, у Константайна сложилось впечатление, что за его темными умными глазами, внимательно смотрящими на него, на полную мощь заработал первоклассный мозг. В каком бы обличье Берни ни преподносил себя избирателям, по сути это был человек, сделавший себя сам: он поднялся высоко и быстро, а потому не мог допустить, чтобы его сейчас остановили.
Когда Джордж закончил, Берни вернулся к западному концу звезды на ковре и сказал:
— Занятно. И попали вы в самое яблочко. На днях ко мне приходил заместитель начальника лондонской полиции, да и сам я навел кое-какие справки. Признаться, мне очень быстро пришло в голову, что Луиджи Феттони с Фентиман-роуд никак не может быть Скорпионом. — Пэр пригубил коньяк, поднял бровь и, переменив тон, продолжил: — Мой секретарь, Морис, человек очень расторопный. — Берни кивнул в сторону лежавшего на буфете форматного листа с отпечатанным на машинке текстом. — После звонка Сайната он составил вашу довольно подробную биографию. Ознакомившись с ней, я понял, что вы продолжите поиски Скорпиона независимо от того, помогу я вам или нет.
— Совершенно верно, сэр.
— Тогда не будем усложнять. — Берни взглянул на часы. — Провинции придется немного подождать, а я расскажу вам историю, в которую никого посвящать не рассчитывал никогда.
И он выложил Джорджу все — говорил не как политик, стремящийся произвести впечатление на публику, а как адвокат, интересующийся только фактами.
Отец министра богат не был. Когда Берни-младший вернулся из Оксфорда попрактиковаться в изучении юриспруденции, на жизнь ему пришлось зарабатывать самому. Он стал политическим обозревателем, хотя о политической карьере еще не задумывался. Ему вечно недоставало денег, потому что у него была привычка жить не по средствам, усугублявшаяся еще и тем, что Берии вращался в кругу людей относительно богатых. В 1946 году редактор одной лондонской газеты представил его швейцарскому финансовому магнату Густаву Аболеру. Тот владел разветвленной корреспондентской сетью, снабжавшей его сведениями в области финансов, промышленности и политики. И Берни за солидное вознаграждение стал лондонским собкором Аболера — истолковывал ему тенденции в политике, поставлял всевозможные сведения, а главное, подробно описывал лидеров всех партий. За это Аболер платил ему и советовал, куда выгоднее вложить деньги. В 1949-м Берни решил заняться политикой сам. Между тем его письма к Аболеру были откровенные, проницательные, язвительные, и Джон понимал: если их обнародовать, разразится крупный скандал. Поэтому в том же году он приехал к Аболеру — в первый и последний раз — и попросил его уничтожить письма. Аболер согласился. Вскоре Берни победил
— Наверно, не стоит говорить, что среди политиков правят подчас мелкие страстишки, недостойные даже пансиона для девиц. Посему моя откровенность в письмах к Аболеру может погубить меня даже сейчас. А я, признаться, совсем не хочу оказаться на задворках. Уж лучше ежегодно расставаться с кругленькой суммой. Этот Скорпион, конечно, кровопийца, но строго следит за тем, чтобы не высасывать своих жертв досуха.
— Расскажите об Аболере. Часто ли вы с ним виделись?
— Дважды. В Лондоне, когда он нанимал меня, и в Швейцарии, когда я просил его уничтожить письма. И еще: в пятьдесят шестом я ездил к его вдове справиться о них. Она ответила, что знает лишь одно: Аболер понял, что медленно умирает от рака, и за два месяца до кончины уничтожил всю личную корреспонденцию. К его домашнему бункеру с конфиденциальными досье доступ имел один он.
— Значит, кто-то снял с ваших писем копии, когда Аболер был еще жив, — предположил Джордж. — А ваша поездка в Швейцарию? Кто был у Аболера тогда? То есть… не мог ли кто-нибудь подслушать вашу просьбу уничтожить письма?
— Никто, если только в кабинете Аболера не было микрофона. А если говорить о посторонних — да, они были. В тот день Аболер давал обед. Но из гостей я почти никого не помню.
— А кого помните?
— Дайте подумать. Был там один итальянец — высокий, светловолосый. Я считал его миланским собкором Аболера, а не забыл потому, что блондин среди итальянцев — редкость. Фамилию его мне уже не вспомнить. Но с ним была женщина — любовница, как сказал мне, по-моему, сам Аболер. Привлекательная, латинского типа. Я отлично помню ее имя — Мария, так звали мою мать.
— А фамилию?
— Запамятовал. Однако с ними был еще мужчина — пожилой лысоватый еврей. По-моему, он возглавлял какую-то театральную постановку, которую финансировал Аболер.
— А остальные гости?
— Помню их очень смутно. Это, по большей части, были совсем молодые люди — то ли швейцарцы, то ли французы. Аболер любил молодежь.
— Англичанки среди них не было?
— По-моему, нет. Теперь я жалею об одном — надо было настоять, чтобы Аболер сжег письма при мне. Но я ему полностью доверял. И до сих пор уверен, что он выполнил мою просьбу. — Отойдя к буфету, Берни поставил пустую рюмку на мраморную полку.
— Деньги Скорпиону вы перечисляли на счет «Скорпион Холдинга» в Сити? — осведомился Джордж.
— Да.
— И что вы думаете по этому поводу?
Берни повернулся к Константайну и с улыбкой ответил:
— Окольным путем я, конечно, наводил об этой фирме справки, но ничего узнать не смог. Впрочем, пойди я даже в высшие круги банковской службы безопасности, что означало бы раскрыть все карты, я не добился бы успеха. Оружие Скорпиона — не только шантаж, но и скрытность. Так помог ли вам мой рассказ?
— Пока нет, но в дальнейшем он может мне пригодиться.
— Значит, вы намерены продолжать поиски Скорпиона?
— Да.
— Прекрасно. Я сделаю для вас все, что в моих силах. — На мгновение голос пэра дрогнул, ослабел, словно тяжкие воспоминания выбили министра из колеи.
— Вы получали письма от Скорпиона многие годы, — продолжил Джордж. — Составилось ли у вас о нем какое-нибудь впечатление?
Берни распрямил плечи, словно сумел скинуть с них усталость, сверкнул глазами и снова стал министром, повелителем избирателей.