Заря генетики человека. Русское евгеническое движение и начало генетики человека
Шрифт:
Наконец, в четвертом поколении мы также видим в семье Джоржа Д. выдающегося молодого математика-физика.
Рассматривая таб. I, на которой в сокращенном виде представлено потомство Эразма Дарвина (опущены третье и четвертое поколения, от некоторых, не представляющих интереса, членов второго поколения), мы видим в этой семье необычайное обилие выдающихся личностей, не менее семи «творцов» жизни высокого ранга, и между ними двух, к которым может быть приложена квалификация мировых гениев. Если бы мы остановились более подробно на характеристике каждого отдельного члена семьи, в особенности женщин, мы отметили бы еще ряд лиц, возвышающихся над средним уровнем. Но все же перед нами типичная картина менделевской расщепляемости признаков: творцы в каждом поколении представляют лишь небольшую часть всех членов семьи. Ни один брак в этой родословной, как и следовало ожидать, не представляет сочетания равноценных по отношению к таланту и гомозиготных личностей. И, несмотря на это, из 48 помещенных в таблицу членов семьи, из которых 10 не дожили до взрослого возраста, не менее семи, т. е. более 1/7 взрослых творческих талантов. Отсюда приходится вывести, что или наследственный творческий талант определяется лишь небольшим количеством наследственных задатков – генов, что очень мало вероятно; или же что мы имеем в этой родословной исключительное сочетание необычайно одаренных наследственно производителей. Последнее заключение оправдывается, когда мы переходим к изучению происхождения пяти наследственных потоков, слившихся в двух первых поколениях: Эразма Дарвина, Мэри Говард, Елизаветы Кольер, Сусанны Веджвуд и Самуэля Гальтона. I. Род Дарвинов удалось проследить вверх лишь до середины XVI столетия, когда они значились по церковным записям мелкими землевладельцами (yeoman class). Таким образом. Дарвины вышли из крестьянства. Толчком к возвышению рода послужил, может быть (если здесь не имела места мутация), брак Вильяма Дарвина (1620–1675) и Анны Ирль, отец которой, местный общественный деятель, имеет среди своих потомков выдающегося английского романиста Бульвер-Литтона. Возможно, что и мать Эразма Д., Елизавета Гилл, внесла в род ценную кровь: кажется, она была образованной
II. Мэри Говард, первая жена Эразма Д., внесла в род также ценные наследственные задатки. Ее бабка была Пенелопа Фолей, принадлежавшая к семье крупных железопромышленников, выдвинувшихся благодаря своей личной энергии и создавших большое состояние. Томас Фолей (1617–1677) учредил госпиталь, в котором доныне висит его портрет. Бабка Пенелопы Фолей была дочерью лорда Пажет [148] , и через нее Пирсону удалось распространить дерево предков Чарльза Дарвина далеко в глубь средних веков, более чем на пятьдесят поколений. Наверху этого дерева мы видим Карла Великого и всех каролингов. Русский читатель, просматривая это дерево, отметит, что в числе предков Ч. Дарвина значится и жена Генриха I Французского Анна Ярославовна, значит, можно сказать, что в Ч. Дарвине удержалась, может быть, и частица русского происхождения. Конечно, ничтожно мала вероятность того, что из 24 хромосом, полученных Филиппом I от Анны, хотя бы одна попала целиком в яйцевую клетку, из которой развился Ч. Дарвин. Но если мы допустим, что у человека широко распространено явление перекреста хромосом по Моргану, то вероятность прямой связи между Чарльзом Дарвином и Ярославом Мудрым отнюдь не исключена. Но все же, вероятно, внешнее сходство между последними портретами Дарвина и русским типом старика, в частности Льва Толстого, не более как случайность (таблица 2).
Обширное родословное дерево Ч. Дарвина (через Пенелопу Фолей) среди многих сотен имен включает все крупные династии средних веков – всех французских королей, начиная с Пипина, норманских герцогов, англосаксонских королей, Саксонский дом и т. д. Здесь и Фридрих Барбаросса, и Вильгельм Завоеватель, и др. Автор этой родословной таблицы, Пирсон, просит читателя «не смотреть на эту таблицу, как на забавный tour de force». Он думает, что, напротив, она иллюстрирует принцип, неоднократно высказанный самим Гальтоном: «Те, кто делал историю Европы, принадлежат к немногим наследственным линиям, и эти линии тесно связаны между собою кровным родством. Выдающиеся лидеры человечества: судьи, спикеры палаты общин, коммерческие деятели, воины, дипломаты, промышленники, – все они связаны кровно с современными вождями человечества, творцами идей, которые руководят прогрессом человечества, с людьми, как Дарвин и Гальтон».
III. Мать Ч. Дарвина – Сусанна Веджвуд была дочерью Джоссиа Веджвуда, крупного фабриканта гончарных изделий. Родословная этой семьи быстро затеривается среди мелкого крестьянства, из которого она выдвинулась благодаря личной энергии мутационным порядком. Джоссиа Веджвуд своими изобретениями создал крупную отрасль английской промышленности, занимающую первое место в мире. В науке он известен изобретением пирометра (1782 г.), в течение своей жизни он нажил крупное состояние и основал кругом своего завода целый город – Этрурию.
Сам Чарльз Дарвин был женат на своей кузине по матери Эмме Веджвуд, и, может быть, этому вторичному притоку ценной крови с теми же самыми генами обязано появление ряда выдающихся талантов в его семье, что далеко не всегда имеет место в семьях гениальных людей.
IV. Вторая жена Эразма Дарвина Елизавета Кольер была, по-видимому, незаконной дочерью герцога Портморского Чарльза Коллиара («Beau Collyear») и гувернантки его детей, относительно которой известно только ее имя Кольер. Если сам «красавец» Коллиар был только любитель лошадей, то род его дал многих выдающих представителей, воинов, отважных рыцарей, искателей приключений и ученых. Наследственные качества воинов и рыцарей сказались в Фрэнсисе Сакверель Дарвине и Фрэнсисе Гальтоне врожденной любовью к путешествиям.
Прапрадед красавца Коллиара сэр Генри Севиль (1549–1622) был наиболее ученым англичанином своего времени, основателем севильской кафедры геометрии и астрономии в Оксфорде, а другой прапрадед сэр Вильям Седлей основал в Оксфорде кафедру естественной философии.
Что касается матери Елизаветы Кольер, то Пирсону не удалось проследить вполне точно ее генеалогию. По-видимому, она происходит из фермерской семьи и, возможно, сродни Иеремии Кольеру, который известен своим отказом от присяги (the famous non juror) и которого Маколей называет «великим мастером сарказма и риторики».
Наличность в родословной Дарвина неузаконенного деторождения показывает, с какими трудностями приходится всегда считаться при изучении наследственности человека, и, конечно, не менее часто законное рождение не соответствует естественному и только запутывает генеалогическую, в биологическом смысле, картину.
V. Генеалогия отца Ф. Гальтона Самуэля Тертиуса Гальтона разработана Пирсоном особенно подробно и может служить образцом биологической генеалогии. Все 16 прапрапрадедов его установлены: Гальтоны, Батт, Буттон, Барклай, Фрим и пр. Из них 11 (а может быть, 13) принадлежали к квакерам («Society of Friends»), к которым принадлежал и отец Ф. Гальтона. Нас не интересует здесь вопрос, в какой мере образ жизни и традиции квакеров отразились на воспитании Фрэнсиса Г. Но не подлежит сомнению, что секта квакеров сложилась из людей определенного умственного склада, в некоторых чертах напоминающего историю наших русских раскольников. Эту секту создавали не средние люди, которые всегда охотно идут за большинством по линии наименьшего сопротивления, но люди сильные духом, обладающие упорством и готовностью за свои убеждения, за свое дело пожертвовать своим спокойствием и своим благосостоянием, а порою и жизнью. Многие из предков Гальтона подвергались подобно нашим раскольникам тяжким гонениям за свою веру. Эта сила характера у некоторых сочеталась с значительной физической силой и выносливостью (капитан Роберт Барклай прошел 1000 миль в 1000 часов), и оба качества – и моральную и физическую стойкость – Пирсон находит и в Ф. Гальтоне.
Большинство родословных линий Самуэля Терциуса Гальтона удается проследить лишь только до пятого поколения. Почти все они вышли из крестьянства; черты характера, выразившиеся в том, что они примкнули к гонимой религиозной секте, сказались, как и у наших раскольников, деятельным участием в расцвете промышленной жизни страны. Почти во всех этих квакерских родословных мы находим крупных промышленников, торговцев и банковских деятелей, которые собирали большие состояния, теряли их и с упорством снова принимались за работу. Несколько членов семьи были миллионерами. Некоторые проявили себя, как ученые, напр., Самуэль Гальтон, дед Фрэнсиса Г.В Обществе квакеров браки между членами были широко распространены, а потому естественно, что типичные для них особенности и черты характера часто усиливались, и по отношению ко многим признакам получалась гомозиготность. Нельзя не присоединиться к мнению Пирсона, что Фрэнсис Гальтон своими способностями был обязан не только генам с материнской стороны, связывавшим его с Ч. Дарвином, но и генам отцовским, и последним, может быть, даже в большей степени. Кроме уже упомянутой твердости характера и выносливости он получил с этой стороны и религиозный дух; не будучи приверженцем существующих религий, он основал собственную, евгеническую, которую открыто называл религией и которую он проповедует с ревностью пророка.
Мать С. Т. Гальтона была из квакерского рода Барклай, имела прапрабабкой Катерину Гордон, высокоаристократического происхождения, так что ее происхождение вплетается в генеалогию средневековых династий и дворянских семей, к которой принадлежат также предки Елизаветы Кольер и Мэри Говард.
Пирсон, заключая свои генеалогические исследования, останавливается подробно на сравнении физических и психических способностей Ч. Дарвина и Ф. Гальтона и разбирает, какие именно качества обязаны своим происхождением отдельным родовым линиям. Но до настоящего времени генотипный состав отдельных психических способностей человека остается еще не разъясненным, и мы еще ничего не знаем о том, как эти гены ведут себя при скрещиваньи. Поэтому я не буду останавливаться на любопытных соображениях Пирсона о том, какие особенности в характере Ф. Гальтона ведут свое происхождение от аристократической крови Катерины Барклай-Гордон, какие от непреклонных и трудолюбивых квакеров и чем он обязан роду наблюдательных философов и медиков Дарвинов. Генеалогия Ч. Дарвина во многом похожа на генеалогию Ф. Гальтона: кроме общего предка Эразма Д. мы находим здесь и аристократическую родословную Мэри Говард, переплетающуюся с родословными Е. Кольер и К. Гордон, и энергичных промышленников в лице Фолей и Веджвуда; только религиозный дух, унаследованный Ф. Гальтоном от квакеров, не отмечен особо ни у самoгo Ч. Дарвина, ни у его предков. Но я остановлюсь на общем вопросе о том, откуда возникают в человечестве гении и большие таланты.
Порою нам может показаться, что гении возникают внезапно, мутационным порядком. Из наших русских гениев Ломоносов представляет как будто бы яркий пример такой мутации. Но мы знаем очень мало об его предках; может быть, и из его предков были выдающиеся творцы и таланты, но в закинутой на далекий север деревне они разменяли свои таланты и творческую энергию на мелочи. Ведь и сам М. В. Ломоносов, если бы случайно не попал в Петербург, остался бы, вероятно, в неизвестности. То же следует сказать и о крестьянских предках во всех пяти линиях, ведущих к Ч. Дарвину и Ф. Гальтону: может быть, творческий гений появился здесь мутационно в одном из последних поколений, а может быть, он уже и в средние века имелся кое-где налицо, но не мог проявиться вследствие неподходящих условий. Ведь если бы сам Ч. Дарвин или Ф. Гальтон родились во времена Карла Великого в семьях не высшего сословия, они вряд ли смогли бы проявить свои врожденные задатки в полной мере: были бы в лучшем случае духовными лицами, жрецами. Ч. Дарвин сам одно время думал сделаться священником, но из него вышел бы, вероятно, плохой священник, тогда как Ф. Гальтон имел все задатки к тому, чтобы при соответствующих условиях сделаться главой новой
Изменение экономических и политических условий при переходе к Новым векам производит расслоение в низшем сословии: наиболее одаренные элементы с врожденным творческим талантом имеют возможность выдвинуться. И мы видим, что в трех родословных нашей семьи эти элементы выдвигаются на поле промышленной или торговой деятельности, а предки Э. Дарвина становятся врачами и учеными.
Но для того, чтобы создался гений, недостаточно одного или немногих наследственных задатков творчества. Необходимо сочетание большого числа их и притом необходимо, по-видимому, чтобы эти задатки или по крайней мере часть их, были влиты со стороны обоих родителей. Поэтому большое значение для семьи Дарвина – Гальтона имеет то обстоятельство, что через роды Говардов, Кольер и Барклай сюда вливаются потоки тех наследственных задатков, которые подбирались в течение ряда веков среди высшей аристократии и династий. Наследственные задатки величайших представителей средневековой аристократии были, конечно, во многих отношениях односторонними, и, конечно, ни Карл Великий, ни Ярослав Мудрый, ни другие творцы старых времен не могли бы стать Дарвинами, если бы появились в наше время и получили бы соответствующее воспитание. Им не хватало бы очень многого из тех наследственных способностей, которые в кровь Ч. Дарвина внесли его крестьянские и буржуазные предки.
Часто ставят вопрос, почему от гениев мы обычно не видим гениального потомства? Прежде всего потому, что они по отношению ко многим из своих доминантных свойств – гетерозиготны, а потому только части своих детей могут передать необходимые комбинации этих свойств. Во-вторых, передаваемые ими рецессивные признаки подавляются генами, полученными от другого родителя, если он не гениален в том же смысле. Великая удача семьи Дарвина – Гальтона в том, что здесь соединяются во всех ближайших браках родословные высокоодаренные. Но и здесь семья самого Ч. Дарвина выделяется резко, и не потому, что сам он величайший гений, а потому, что и жена его, его кузина, вносит в своих детей ряд тех же задатков, которые они получили от отца. Если от двух кузенов с наследственными задатками глухонемоты, хотя бы сами они и хорошо слышали, часто рождаются глухонемые, то от двух кузенов с наследственной гениальностью рождаются таланты, хотя бы оба родителя или один из них не проявляли своей гениальности.
Еще один существенный факт подчеркивает родословная Дарвина – Гальтона. Даже в лучших условиях брака вероятность появления гения и таланта невысока, и она реализуется по большей части лишь при большом числе детей. Чарльз Дарвин был пятым ребенком своего отца, Френсис Дарвин – девятым. Если бы их родители проявляли столь распространенные в современной интеллигенции неомальтузианские наклонности ограничения потомства, то человечество лишилось бы двух своих великих людей.
Ч. Дарвин выполнил свой долг перед человечеством и не только развил свой личный талант, но и оставил десять детей, потомство которых, можно надеяться, послужит еще для улучшения человеческой породы. Брак Ф. Гальтона остался бездетным; по Пирсону, бесплодие мужских потомков было врожденным свойством многих представителей рода Гальтонов. И это бесплодие ощущалось, вероятно, как великое личное несчастие творцом евгенической религии.Род графов Толстых{14} [149] Н. П. Чулков
Немногие русские дворянские роды могут похвалиться таким обилием принадлежащих к ним деятелей науки, искусства, литературы и политики, как род Толстых. Он дал нам колосса не только русской, но и всемирной литературы – Льва Николаевича, талантливого поэта – Алексея Константиновича, скульптора и медальера – Федора Петровича, художницу – Екатерину Федоровну (Юнге), писательницу – Марию Федоровну (Каменскую), археологов и историков – Михаила Владимировича, Дмитрия Николаевича, Дмитрия Андреевича, Юрия Васильевича и Ивана Ивановича, поэтессу – Сарру Федоровну, музыкального критика и композитора Феофила Матвеевича, автора мемуаров «Исповедь священника» – сначала православного, потом католического священника Николая Алексеевича, министров – Дмитрия Андреевича (сначала народного просвещения, потом внутренних дел, он же обер-прокурор Синода), Ивана Матвеевича (почт и телеграфов), Ивана Ивановича (народного просвещения) [150] и Александра Петровича (обер-прокурора Синода), знаменитого сподвижника Петра I, дипломата – Петра Андреевича, военных деятелей – Петра Александровича и Александра Ивановича (Остерман-Толстой). Фамилию Толстого носит и современный известный писатель гр. Алексей Николаевич. По женской линии от Толстых происходят: поэт Ф. И. Тютчев, декабристы Голицын (герой романа Мережковского) и Ивашёв, князья Одоевские – Александр Иванович, поэт и декабрист, и Владимир Федорович, философ и писатель-энциклопедист. П. Я. Чаадаев, автор известных «Философических писем», и поэтесса А. П. Барыкова. В дальнейшем изложении я, однако, не буду касаться всех перечисленных Толстых, а ограничусь одной только ветвью – потомством первого графа Толстого, сподвижника Петра I, Петра Андреевича.
Один из факторов, создающих особенности данного рода, это – его племенное происхождение. По семейному преданию, Толстые происходят от некоего знатного мужа Индриса, выехавшего в середине XIV века в Россию из Цесарской земли, т. е. из Германии. Таким образом, по этому преданию выходит, что предок Толстых был немец. Впрочем, имя его показывает скорее литовское, чем немецкое происхожденье. Но кто бы он ни был, въезд его, если только таковой действительно был, произошел так давно, что Толстых XVII в. нужно признать чистокровными русскими.
Родоначальник той ветви Толстых, характеристика которой является предметом настоящей статьи, Петр Андреевич, был одним из замечательнейших деятелей времени Петра I, и поэтому личность его интересовала историков; его биографией занимались проф. Н. А. Попов и Н. П. Павлов-Сильванский [151] . Дальний родственник первой жены царя Алексея Михайловича, М. И. Милославской, он при воцарении Петра был сторонником царевны Софьи и одним из организаторов первого стрелецкого бунта, но затем перешел на сторону Петра. Уже немолодым, за 50 лет, Т. ездил в Италию обучаться морскому делу, а затем был в течение многих лет послом в Константинополе и долго сидел в заключении в Семибашенном замке. Он оказал громадную услугу Петру, доставив из-за границы бежавшего туда царевича Алексея, и был потом в числе судей и палачей последнего. По семейному преданию, царевич, умирая, проклял Т. и все его потомство до 25-го колена. Затем Т. стоит во главе Тайной канцелярии, т. е. заведует политическим сыском, при Екатерине I он – влиятельный член Верховного Тайного Совета, но за противодействие планам Меншикова возвести на престол сына погубленного Т. царевича Алексея лишен титула, чинов и имений и вместе со старшим сыном сослан в Соловецкий монастырь, где и умер в 1729 г. в возрасте 84 лет. По мнению Павлова-Сильванского, Т. был «олицетворением тонкого ума и коварства, своего рода театральный злодей Петровского царствования». Петру приписывается несколько изречений касательно П. А. Т. Так, он будто бы, хлопая Т. по голове, сказал: «Голова, голова, кабы не так умна ты была, давно бы я тебя отрубить велел». Слова эти, по всей вероятности, апокрифичны, но вот более достоверное мнение царя о своем сподвижнике: «Он очень способный человек, но ведя с ним дело, надо из предосторожности держать за пазухою камень, чтобы выбить ему зубы, если он вздумает укусить». Т. для достижения своей цели не стеснялся никакими средствами, но успехами своей служебной деятельности он главным образом обязан своему уму и работоспособности. Один из культурнейших русских людей своего времени, Т. отличался большой любознательностью и наблюдательностью, как показывает веденный им за границей подробнейший дневник, который занимает одно из первых мест среди подобного рода памятников Петровского времени. В этом дневнике он обнаружил также большой интерес к вопросам религии и обрядовое благочестие. В бытность послом в Константинополе Т. составил обстоятельное описание Турции.
П. А. Толстой владел многочисленными имениями, которых лишился при опале. Только незначительная часть их была возвращена его потомкам. Не обладая с тех пор очень крупными состояниями, Толстые принадлежали к среднему помещичьему классу. Многие из представителей рода были близки ко двору.
От брака со Степанидой Тимофеевной Дубровской П. А. имел сыновей Ивана (f 1728) и Петра (†1728), от которых пошли две ветви графов Толстых, причем старшая более многочисленна и талантлива, чем младшая. Иван Петрович от брака с П. М. Ртищевой (по другим сведениям – с княжной Троекуровой) имел 5 сыновей и 5 дочерей. Все сыновья имели потомство, но для нас представляет интерес только потомство второго сына – Андрея и четвертого – Федора, потому что о потомстве остальных сыновей мы имеем мало данных для характеристики. Из дочерей Ивана Петровича Прасковья – жена кн. Ив. Вас. Одоевского, прабабка вышеупомянутых князей А. И. и В. Ф. Одоевских, а Мария (1720–1793) – жена Петра Вас. Чаадаева, бабка П. Я. Чаадаева.
Об Андрее Ивановиче (1721–1803) известно только, что он, по-видимому, отличался большой сентиментальностью: Л. Н. Толстой рассказывает, что А. И. плакал однажды, когда его жена уехала из дому, забыв проститься с ним. Судя по надгробной надписи, он был человек религиозный: «От чрева матери к Тебе привержен был, о Боже мой, Тебе, сколько мог, служил». А. И., умерший в возрасте 82 лет, имел от брака с кн. Ал. Ив. Щетининой в течение 25 лет 23 детей, из коих зрелого возраста достигли 6 сыновей и 5 дочерей. Старший сын, Петр Андреевич (1746–1822), генерал кригс-комиссар, отличался по семейному преданию высокой нравственностью и непоколебимой честностью, казавшейся современникам преувеличенной. Подобно своему отцу, он женился очень молодым на Елиз. Егор. Барбот-де-Марни (1750–1809), родом немке, но, как показывает фамилия, – французского происхождения, и имел от нее 13 детей, из которых зрелого возраста достигли 5 сыновей и 2 дочери. Е. Е. была, по словам ее внучки, замечательная женщина: светлый ум и доброта соединялись в ней с серьезным образованием и талантливостью, выражавшейся в том, что она была замечательная рукодельница – плела шляпы, вышивала шелком на тонком батисте пейзажи, как бы рисованные тушью или акварелью, делала игрушки. Потомство П. А. и Е. Е. обладало художественными талантами, по всей вероятности унаследованными от матери. «Бабушка, – говорит одна из внучек Е. Е. (М. Ф. Каменская), – была художница в душе, и ее только влиянию надо приписать то диво, что в те времена в графской семье мог развиться такой художник, как мой отец (т. е. Федор Петрович)». Старшая дочь Вера (1776–1798), по мужу Шишкова, прекрасно рисовала, обладала литературным талантом, как показывают ее письма, играла на фортепиано, пела, сочиняла романсы; вторая дочь Надежда (1784–1867) была, подобно матери, большой рукодельницей. Старший сын Александр (1777–1819), в молодости гвардейский офицер, был известен своими шалостями, которые он позволял себе даже с Павлом I; второй сын, Владимир (†1824) – по показанию племянницы, «немножко рифмоплет», «великий дамский угодник, как все Толстые». Третий сын Константин (1780–1870) известен как отец поэта Алексея Константиновича (1817–1875). Человек слабохарактерный, мягкосердечный, религиозный, он 36 лет женился на 20-летней Анне Алексеевне Перовской (1796–1857) и вскоре по рождении сына был покинут женой; умер в глубокой старости.