Заряна-печальница

Маляков Лев Иванович

Будь же ты проклята, Клята, В поле родимом межа!.. Нам ли не помнить, ребята, Время стыда-дележа?

2

Нас, Кто о межах по книжкам Вычитал страшную суть, Поле вздымало, как вышка, В завтрашний день заглянуть. Щедро оно одаряло Нас прямотою борозд, Выдало смалу орала, В небе — По пригоршне звезд. В пожни Мы к батькам послушно Бегали, видно, не зря. Зябкими росами души Нам омывала заря. Нрав непокорный и кроткий — Псковским увалам сродни. Валкой мужицкой походкой Вышли в недобрые дни.

3

Помним не кровные счеты Дедов в сивушном чаду — Старосты знаем работу Мы в сорок первом году. Жилистый, На руку крепкий, Филька

свой час не проспал. Даже урядника кепку Где-то, подлец, раскопал. С хлебом на скатерти белой Бил чужеземцам поклон… Полюшко, Что ж ты хотело?.. Старый вернули закон. На поле Филька покоен — Как же — евона взяла! Щупает землю ногою, Землю, Что людям была Радостью, Родиной, Болью, В ней и восход и закат… В бороздах крепкие колья, Словно занозы, торчат. Враз обескровились зори, Криком хотелось кричать!.. Горькое плакало горе В полюшке нашем опять. Будто и не было детства. Вот он — Мужания срок. Приняли дети в наследство Мести нелегкий зарок. В дружбу подпольную веря, Мы в лопоухий бурьян Ставили, Словно на зверя, Волчий на Фильку капкан. И довелось посмеяться: Фильке раздроблена кость. Но матерям отдуваться За малолеток пришлось. Поняли: Волчьи капканы Надо сберечь про запас. Слово с тех пор «партизаны» Стало священным для нас. В пади Сорокина бора, В топи Соколичьих мхов Нас проводили просторы Под переклик петухов. Шли по родимому полю, Взяв его силу и страсть, Чтоб усмехаться от боли, Чтобы без крика упасть. Волю неслыханной болью Мы закалили, как меч. Ради родимого поля Можно ли сердце беречь?!

4

Можно ль тому удивляться, Что мы вернулись опять? Поле кричало нам: «Братцы!» — Руки тянуло обнять.

«Жизнь прожить — не поле перейти…»

Во моем во полюшке — Ни тропки, ни пути. Трын-травою поле заросло, Затянуло дымом, Снегом занесло. Стелются в нем жухлые кусты Да стоит березонька, А под ней— Кресты!.. Я в том поле уцелел едва, — Пожалела малого Матросская братва: Насмерть, до последнего, Встали у ракит… Красным цветом полюшко До сих пор горит.

«О время, время…»

О время, время! Плачут соловьи, А в ороны восторженно кричат… Мне до сих пор Грозят глаза твои И душит по ночам Сожженья чад. Я видел сам: Каратели в гумно Людей швыряли, Как поленья в печь… Я сам — живой, Но душу все равно Мне от того сожженья Не сберечь, Огонь пылает с четырех сторон. Вокруг солдаты Курят не спеша. А я в траве. Горит моя душа, И не сдержать никак Проклятья стон. Душа горит! И через двадцать лет Тревожат рощу плачем соловьи. О время, время, Мне дымы твои И ныне заволакивают свет!

Туристы из ФРГ

Людно и цветасто на вокзале… Недругов Не так у нас встречали. Нашенское «милости прошу» Ихнее «гут морген» заглушает. Только я с поклоном не спешу, Что-то мне под ложечкой мешает. Из Германии гостей Экскурсовод Провожал глазеть на стены-кручи. А в глазах моих Былого тучи Поднимались, Кр оя небосвод. Я стоял И в прошлое глядел: Над Псковой Молчали грозно башни, Давний день, Как будто день вчерашний, Болью незабытою гудел. Юнкерсов кресты Опять в глазах, Кажется, земля насквозь пробита Бомбами. Земля моя в слезах, Кровью нашей русскою Залита. И не кто-нибудь — отец, Отец У стены под дулом автомата. Без промашки Бьет в упор свинец, Смерть-свинец немецкого солдата… Я ни в чём туристов не виню, Их тогда и не было на свете. За

отцов Не отвечают дети. Но и память Не предашь огню!

Верность

С годами тяжелее ноша И осторожнее шаги. Не скроет ямину пороша, В тени не спрячутся враги. Смотрю я ближе, Вижу дальше, Не ослепит и яркий свет. Я не лечу, Как глупый вальдшнеп, С открытым сердцем под дуплет. Мне прозевать зарю — Потеря, Как летом полю — Суховей. Я, время на минуты меря, Ничуть не становлюсь скупей. И мера радости иная, И горя мера уж не та. Но Русь Ржаная и стальная Не канет в прошлые лет а. Иные у нее орбиты, Но взлет ее у той межи, Где у печальницы-ракиты, Навылет пулями пробиты, Солдаты держат рубежи.

ТЕТЕРЕВИНАЯ

ПОЛЯНА

Тетеревиная поляна

Сюда слетались Не впервые Драчливые тетерева. Им сосны нравились кривые И прошлогодняя трава. Слетались затемно, Сходились И славили весну и высь. И сотней зорь они светились И, как положено, — Дрались. Крыло в крыло — Сшибались гулко, Раскинув радугой хвосты… И никла дедовская «тулка», Не смея тронуть красоты. От света сказочного пьяный, Сосновый покидаю кров, И в честь меня Дает поляна Стозвонный залп тетеревов!

Сохатый

Давным-давно Он бродит в одиночку, Беду и радость Делит сам с собой, Осин промерзлых Горестные почки Жует неспешно замшевой губой. У ельника в затишке Греет тело На предвесеннем солнышке скупом. Но изморозь, Что по хребту осела, Не растопить и мартовским теплом. И даже к шуму Вовсе равнодушен: Не слышит потревоженных сорок, И грохота машинного дорог. Он лишь безмолвью ельника Послушен. Стоит, жует… И всё же сила сока, Что бродит тайно в почках молодых, Ударила по жилам Жарким током И заискрилась на боках крутых. И вздрогнул лес От радостного грома. Пропала белка молнией в снегах. Весенний зов, Как солнышко, весомо Сохатый нес На вскинутых рогах.

Листопад

Срывает листья Осенний ветер, Мечутся, рыжие, на планете. В метелице знобкой Такая тревога!.. Прилягу устало У доброго стога. Прилягу, Озябшую спину согрею. А листья куда-то — Скорее, скорее… Вот-вот закричат беспокойно, Как птицы, Над полем продрогшим Начнут табуниться. Но листья — не птицы, Не сбиться им в стаи. Куражится ветер, Бездомных взметая. А рыжим — К земле бы холодной щекою, Окутать огромную Желтой тоскою! И хочешь не хочешь, И надо ль не надо — Вбираешь душой Маяту листопада.

Подранок

Он жил, как все, Законом стаи: Бездумно шел за вожаком, То к тучам весело взмывая С гусиным звонким косяком, То из-за туч, Крыла смыкая, Скользил за дальний косогор… Гуляла, Пела в небе стая, И в сердце ликовал простор! Ему бы петь и мчать бездумно, Как прежде, Вторить вожаку, Когда бы там, внизу, не гумна И не ударил гром в строку! Взметнулась стая, Строй нарушив, Сомкнула поредевший ряд… Предзимье люто веет в душу, И раны под крылом Горят. Его болото приютило, Озера грели Как могли. Но не вернулась крыльям сила, Что отрывает от земли. Подстерегают птицу страхи За каждой кочкой и кустом. И елка, В старенькой рубахе, Склонилась маковкой-крестом.