Защита Отечества
Шрифт:
– Куда прёшь, сволочь! – И, вкладываясь всем телом в свой резкий удар, плашмя ударил саблей по горячей Митиной голове. Падение со стены смягчили ещё не успевшие закоченеть тела убитых товарищей. Упорно цеплялся за свою жизнь Митя, а когда встал на ноги, братоубийственная бойня Емельяна Пугачёва потерпела от московской власти сокрушительное поражение. Мелкие отряды отступников зверски мародёрничали в округе, не жалея при этом ни старого, ни малого. Это была агония загнанных правосудием в угол бродяг. Глаза изнасилованной крепостной девки ни днём, ни ночью не давали покоя истерзанному угрызениями совести сердцу Мити, постоянно требуя покаяния за грех душегубства.
– Вон они,
Борода, стряхнув чёрные мысли, резко повернулся на живот. Достал из-за пазухи подзорную трубу и навёл её на лиман. Из-за мыска медленно выплывали лодки. В «чайках» царил закон и порядок. Одни гребцы отдыхали, другие, что есть силы, налегали на вёсла.
«Таких голыми руками не возьмёшь», – горько подумал про себя Митя, Хоме же сказал:
– Знать бы, в какой из них казна припрятана…
– Узнаем, атаман. Дай только срок. Возьмём её, родимую, тёпленькой, – живо заверил ликующий Окунь.
Уверенность Хомы нравилась Бороде. Располагая новоиспечённого разбойника к себе ещё больше, доброжелательно бросил ему в руки полную фляжку водки. Высоко задрав голову, Окунь жадно глотал обжигающую горло жидкость. Под натянувшейся на пузе его рубахой отчётливо видны были латы брони.
Возвращались в своё логово, довольные друг другом. Хома Окунь хитро улыбался в ответ на серьёзные взгляды Мити Бороды. Это не смущало главаря шайки разбойников. Он ясно понимал, что сейчас брать казну хохлов был совсем не тот случай, но упускать из поля своего зрения запорожцев было, по его мнению, смерти подобно.
В лесу было тихо и уютно. Листва на деревьях держалась крепко, но пора листопада была уже не за горами. Сбросивший листву лес становился плохим убежищем для разбойников. Внезапные облавы на лихой люд приносили успех лишь властям, поэтому многим лихим людям из-за участившихся облав дожить на воле до следующей весны было не так просто.
Границы Российской Империи неудержимо расширялись. Созданное Петром Великим войско утверждалось в битвах как самая лучшая армия в мире. Москва на присоединённых к России землях насаждала свой строгий закон. Российское православие разрасталось на все четыре стороны света, достойно претендуя Святым Духом своих церквей на мировое господство.
Когда дневная жара начала постепенно ослабевать, с виднеющейся кромки берега взметнулась ввысь фигура из дыма. Утомлённые длинным переходом гребцы, заметив долгожданный знак, что есть силы налегли на вёсла. Народ в «чайках» ликовал. Масюк, зная коварность здешних вод, зорко высматривал на берегу заблаговременно расставленные вехи.
– Не налегай, – строго осадил пыл гребцов Сашко, – ухо держать востро. Мели кругом.
Тригуб самовольно покинул своё место в кильватере, бесшабашно рванул к близкому берегу. Сашко не спешил. Умело используя специально установленные указатели на берегу, время от времени тщательно промерял глубину под килем лотом, и поэтому благополучно пристал первым к берегу лимана. За ним пристали все остальные. Встречающих было много. Истосковавшиеся мужья ласково обнимали своих жён. Соскучившиеся отцы крепко жали руки своим сыновьям, предлагали чарку водки с устатку. Выпивать за здоровье матерей, жён и детей не оказывались, но при этом не забывали о мере. Необходимо было тотчас разгружать лодки. Затем найти время, чтобы привести себя в порядок и уж точно не опоздать на вечернюю службу к отцу Серафиму. Когда берег Кинбурской косы почти опустел, проклиная всё на свете, а особенно своего кормчего, причалили, наконец, к берегу мокрые и дюже злые тригубцы.
Заботы на будущее не давали запорожцам расслабиться,
– Возьми меня с собой, Сашко, к басурманам. Не мужское это дело в обозе плестись, – упрашивал Иван Жмых Масюка, но Сашко делал вид, что ничего не слышит.
Страшный гнев охватил Ивана, от чего лицо его стало пунцовым. С нервно дрожащих его губ вот-вот должна была сорваться ярая матерщина. Товарищи Масюка зароптали. Жмых как-то сразу сник. Завертел бритой головой по сторонам, явно ища поддержки. Вдруг наткнулся взглядом на приятельски улыбающегося Тригуба.
– Ну и чёрт с вами! Пожалеете ещё, но уже поздно будет, – смело бросил команде Масюка Иван и, не теряя достоинства, шустро метнулся к лодке Степана.
На его пути неожиданно вырос Ефим Бык. Большим пальцем пудового кулака неопределённо указывая через правое своё плечо, недобро поблескивая чёрными глазами, убедительно посоветовал резко остановившемуся Жмыху:
– Иди, Ваня, туда… У нас своё чудо есть.
Злые языки тут же развили мысль Ефима дальше. Иван явно понимал, что обойти громилу Быка ему не представлялось возможным. Обида и унижение захватили его сердце, и он, безнадежно махнув рукой, наконец, смирился. Отошёл в сторону и сквозь горькие слёзы долго искал, у кого бы разжиться табачком. Выпитая ранее чарка водки более угнетала Ивана, чем радовала весельем его сердце. Нестерпимо хотелось курить. Сгорая от собственной жадности, Жмых достал свой кисет. Лодки одна за другой начали отходить от берега. В море уходил лёгкий заработок, а на берегу Ивану оставалась лишь только чёрная зависть.
С первыми лучами солнышка разбитый месяц назад в неприметном месте Кинбурнской косы лагерь пришёл в беспорядочное движение. Заливались водой ставшие ненужными очаги. Снимались со своих мест шатры. Запрягались в повозки пригнанные сюда из Сечи вьючные животные. Всё грузилось на возы. Спрятав наконец в камышах плавней до лучших времён ставшие пока не нужными шесть лодок, немного приуставшие переселенцы, как повелось от предков, присели на дорожку. По команде полковника Поддубного Гаврилы Степановича дружно поднялись на ноги и, ещё раз оглядевшись, начали грузиться на свои повозки. Возницы громко покрикивали на животных. Быки, тужась, разгоняли повозки. Скрип колёс слышен был далеко. Утренний ветерок лениво трепал густые кроны придорожных деревьев. Острый запах дегтя подхватывал свежий поток воздуха с востока и уносил его вместе с собой на запад. Растянувшийся по дороге, обоз взял курс на Азов.
Иван Жмых брёл по дороге налегке. Все его нехитрые пожитки не занимали много места в повозке Панаса и Оксаны и катились в самом хвосте обоза. Скверные мысли более не тревожили сознание Ивана. Теперь затея заработать копейку на басурманской соли казалась успокоившемуся Жмыху совершенно нелепой. Он нежно тронул пальцами правой руки золотые монеты, аккуратно зашитые в жилете на всякий случай, опасливо оглянулся и, не заметив ничего подозрительного, хитро улыбнулся.
«Главное, не продешевить при разделе землицы на новом месте», – подумал Иван и прибавил шагу.