Заседание рейхстага объявляю открытым
Шрифт:
«Гляйхайт» выходила один раз в две недели. Читательницы ожидали ее с нетерпением. На заводе или фабрике свежий номер газеты переходил из рук в руки. Часто работницы собирались и обсуждали его содержание. Для них, окончивших лишь народную школу — школу для бедняков, как называла ее Клара Цеткин,— не все напечатанное в «Гляйхайт» было легко понять. Порой они жаловались Кларе, что содержание многих статей им трудно усвоить. Хорошо это понимая, Клара тем не менее отказывалась снизить уровень издания, предпочитая другой путь: она помогала женщинам организовывать коллективную учебу, находила товарищей, готовых прийти им в этом на помощь.
«Гляйхайт» была в первую очередь рассчитана на женщин из рабочего класса, но
К этим жепщинам в годы первой мировой войны примыкала и честный демократ Минна Кауэр. В 1910 году она во время избирательной кампании участвовала в демонстрации. Ею совместно с Карлом Либкнехтом был создан комитет по оказанию помощи преследуемым русским революционерам. Среди этих женщин находились и мелкобуржуазные пацифистки, борьба которых против первой мировой войны породила впоследствии Международную жен-
скую лигу за мир и свободу. Из их рядов вышла известный борец за мир Елена Штекер.
Критическое отношение Клары Цеткин к буржуазному женскому движению объяснялось его серьезными недостатками. Так, его представители ни разу не поставили вопрос о предоставлении женщинам избирательного права. Некоторые руководительницы движения полагали, что сознание женщин для этого «еще не созрело». В годы, предшествовавшие первой мировой войне, они шли в фарватере германского империализма.
Само собой разумеется, самым главным для «Гляйхайт» была борьба пролетарских женщин и всего рабочего класса, о чем говорил и подзаголовок издания: «Газета в защиту интересов работниц». Однако «Гляйхайт» стала крупнейшим для своего времени немецким и международным изданием для женщин не только потому, что боролась за социалистическое будущее, защищая, таким образом, интересы всех женщин, но также и потому, что активно выступала в защиту их самых жгучих и злободневных интересов.
Выпускавшееся на дешевой бумаге, непритязательное и скромное на вид, это издание навсегда заняло почетное место в истории мировой рабочей печати.
Товарищ и друг
Хотя Клара Цеткин была до отказа загружена работой, она всегда выкраивала время для личных контактов с женщинами, близко принимая к сердцу их заботы и тревоги. После собрания она выходила на улицу, окруженная женщинами, и долго с ними беседовала, отвечала на многочисленные вопросы. Нередко ее можно было встретить у фабричных ворот, раздававшей листовки, разговаривающей с работницами. Она посещала не только массовые, многолюдные собрания, а была готова к беседе в самом узком кругу.
«Моя мать никогда не щадила себя,— рассказывал автору этой книги Максим Цеткин,— она готова была идти на собрание, даже если ее ожидала встреча всего с пятью-шестью слушательницами. Она направлялась
Каких только тем не касалась Клара Цеткин в своих беседах: женщина и социализм, милитаризм и налоги, проблемы этики, брака, религии. Но одно было неизменным всегда: говоря о тяжелой жизни работниц, она убедительно показывала, что именно капиталистический строй — единственный и главный виновник их нищенского состояния, подчеркивала, что только упорной борьбой можно добиться его ликвидации и организации имеющей смысл жизни, жизни в социалистическом обществе.
Если среди слушательниц Клары Цеткин находились активные социалистки, она после собрания до глубокой ночи засиживалась с ними где-нибудь на кухне рабочей квартиры. Она была женщиной среди других таких же женщин, матерью среди матерей, товарищем, дружески беседующим со своими товарищами. Для женщин — их собиралось обычно не более четырех-пяти — такие встречи были подлинным праздником. Они сидели, пили кофе с домашним пирогом и о чем только не говорили: о политике, своей работе, местных проблемах, трудностях, оправдавших себя методах борьбы. Клара вселяла бодрость, убеждала, одобряла, хвалила.
В тех случаях, когда ее собеседницы жаловались на то, что их не поддерживают мужья, а они сами не решаются выступать на собраниях в защиту своих прав, Клара горячо спорила, убеждая и доказывая: «Вы обязаны сделать это!»
Но женщины знали: при первой возможности у Клары состоится серьезный разговор с мужчинами, так как опа знала, что решения, принятые партией во Фраикфурте-на-Майне, до сих пор выполняются слабо.
Нередко беседы принимали личный, интимный характер. Клара хорошо знала каждую из своих активисток: ее склонности и способности, условия жизни, была знакома с их семьями. Каждой она помогала, чем могла, обсуждала с ними их дела и заботы, давала дельные советы, в трудную минуту была с ними рядом. Клара не только учила организации политической работы, советовала, как следует повышать уровень своих знаний; она рассказывала, как, имея небольшие средства, можно наилучшим образом вести хозяйство, правильно питаться и красиво одеваться, как ухаживать за грудными детьми, воспитывать ребят. Рассказывала о событиях из своей жизни* первом публичном выступлении, когда она внезапно лишилась дара речи, о жизни в Париже, такой трудной и вместе с тем интересной, о том, как она училась и каких лишений это ей стоило.
С большим интересом слушали женщины рассказы Клары о ее мальчиках. Они понимали, как тяжело ей оставлять их одних без присмотра, как Клара всегда о них тоскует. Они видели, что Клару одолевают те нее хорошо знакомые им заботы и тревоги: будут ли дети завтра утром надлежащим образом одеты, не опоздают ли в школу, приготовят ли уроки, лягут ли вовремя спать, покормят ли их горячим завтраком, здоровы ли они, не случилось ли чего в школе или по пути домой? Женщины чувствовали, что после этих бесед у Клары становится легче на душе. И в эти часы она была им еще более близка.
Рассказывала Клара и о тех прекрасных, редких воскресных днях, которые ей удавалось провести вместе с детьми. Они бродили в окрестностях Штутгарта, собирали образцы горных пород и цветы, наблюдали за жизнью животного мира — птиц, форелей, лисиц, барсуков, болтали и веселились. Часами они читали — либо вместе, либо мальчики сидели, каждый погрузившись в свою книгу. Сначала это были сказки братьев Гримм и Андерсена, затем произведения Лессинга, Шиллера, Гёте, Гейне, Шекспира, а еще позднее — Бальзак, Золя, Ибсен, Толстой, Тургенев.