Засекреченный пикник
Шрифт:
– А вот и второй, - поднял окурок Палладьев.
– Видимо, человек курил одну за одной, - предположил я без всякого интереса.
– Нет, курили двое.
– На одном волосинка белая, на другом чёрная?
– пошутил капитан.
– Разные сорта сигарет, - внушительно осадил эксперт.
Эти окурки взбодрили меня. Есть ли преступление, нет ли преступления, но коли приехал, надо писать. Может пригодиться. Расстелив бланк протокола осмотра места происшествия, я привязался к местности, обозначил поляну,
Отыскал - незатоптанную ромашку. На сумрачной поляне она поймала лучик солнца. Видимо, повернулась к нему и теперь грелась, поблёскивая белыми ресничками. Я давно пришёл к мысли, что душу имеет всё живое. Кроме преступников.
– Петька, у тебя есть душа?
– подступил я к мальчишке.
– Как у всех…
– Тогда открой её! Два свежих окурка. Чьи?
– Он курил.
– Кто «он»?
– Который в летающей сигаре.
– Она же на землю не опускалась…
– Выбросил в форточку.
– Странные пришельцы, - заметил Палладьев.
– Так он был пьяный, - объяснил Петька.
– Разве пришельцы пьют?
– удивился я.
– Теперь все пьют, - подтвердил эксперт.
Я положил руку на плечо мальчишки. Он вскинул голову, словно его ударили. Голову вскинул, но взгляд опустил в землю, отчего казалось, что глаза закрыл.
– Петя, ты почти всё рассказал… Давай уж правду всю.
– Не могу.
– Ага, клятва?
– Разве можно навредить Тамаре Леонидовне?
– Нельзя, - согласился я.
8
Вот загадка. Растёт умным, хорошим, воспитанным, а вырастает никчёмностью. Растёт хулиганистым, разболтанным, туповатым, а вырастает интересной и значимой личностью.
На Петьку я мог, конечно, надавить. Признался бы. Но мне он нравился. Держал клятвенное слово. Любознателен, как истинный учёный. Ходит по сырым яйцам… А когда станет взрослым, не откажется ли вывести корову со сгущёнкой?…
Уроки кончились, и ребята небольшими группами высыпали во двор. Я спросил у них, где Вера Черенкова.
– Вон к машине пошла, - сказал мальчишка.
Машина стояла за школьной оградой. Я плохо разбираюсь в них. Широкая, вальяжная и за счёт фар какая-то лупоглазая. Девочку я не догнал. Она юркнула в машину и захлопнула дверцу. Некоторые родители возили детей в школу на автомобилях и потом за ними приезжали.
Я вжался очками в ветровое стекло, обозначая своё присутствие. Дверца открылась, и на землю ступил высокий мужчина в широкополом кожаном пальто нараспашку. Он спросил кратко, но выразительно:
–
– Вы отец Веры Черенковой?
– Ну?
– Мне нужно с ней поговорить.
– О чём?
– О школьных делах.
– А ты кто?
– Во-первых, не «ты»…
Объяснить ему, что я не ты, а вы, успеть мне не удалось. Руками, как механическими щупальцами, он схватил края моей куртки и перекрутил её. Дышать стало нечем. То ли от внезапности, то ли кислороду не хватило, но ноги мои ослабели. Одной рукой я держался за машину, второй за собственный портфель, стоявший на капоте.
На глазах всей школы… Стыд и обида… Портфель, словно уловив моё состояние, медленно заскользил по отполированной поверхности, как с горки. Я придал ему скорости и раззудил плечо для полного маха руки. Описав полукруг, портфель боком врезался в голову моего душителя, в районе уха…
Он отпустил меня и неожиданно сел на землю. Я испугался, потому что портфель был следственным: фотоаппарат, металлические скрёбки и разные пинцеты, коробки с реагентами, папки с набором протоколов, рулетка… Вдобавок я сунул в него толстенный том, почти восемьсот страниц, книгу под названием «Язвы Петербурга»…
Водитель вставал медленно, словно земля под ним оказалась нетвёрдой. Но когда встал, я понял, что сейчас нетвёрдой земля станет для меня. Он смотрел на мою фигуру, как хищник раздумчиво смотрит на слишком мелкую добычу.
– У меня есть оружие, - предупредил я, не уточняя, что оно лежит в сейфе кабинета.
Со мной был только увесистый портфель. Я приподнял его, намереваясь прикрыться, как щитом. Неужели его не остановит моя седина, очки, возраст?…
Его остановил топот подбежавшего охранника школы:
– Гражданин Черенков! Это же следователь прокуратуры.
Напряжение с Черенкова скатилось. На лице вопросительное недоумение: бить меня или не бить? Ярость прорвалась словесно:
– Издеваться над ребёнком никому не позволю!
– Почему «издеваться»?
– возразил я.
– Вера теперь лечится у психиатра!
– Лечится… Почему?
– После той истории в лесу.
– А какая история?
– Она не говорит.
– Гражданин Черенков, я как раз и хочу разобраться…
– Распустили преступность, а теперь разбираетесь?
Насчёт «распустили преступность» я был согласен.
Пострадавшие частенько злость с бандитов переносили на государство и его представителей. И правильно делали. В конце концов, мошенники, квартирное ворьё, фиктивные риэлторы, денежные пирамиды возникали в результате слабости государства.
– Гражданин Черенков, вы могли бы помочь следствию.
– Чем?
– Вам проще разговорить дочь, чем постороннему человеку.
– Неужели я буду втягивать ребёнка в какое-то следствие?
– Она же страдает…