Засланец
Шрифт:
– Прекрасно! И что это означает?
– Что вы будете ждать меня в «Бредуне» на том же месте, в то же самое время.
– Договорились. Сверим часы?
Он кивнул и посмотрел на свои наручные. А я отщелкнул крышку жилетных часов, которые купил вчера в процессе превращения из кочегара в джентльмена. И мы разошлись в разные стороны. Я побродил по Кунсткамере, пока не устали глаза – более беспокойных экспонатов мне видеть не приходилось, – и вышел на улицу.
Мелкий ситничек, что сеялся с утра, грозил перейти в ливень, но я уже был ученым и по дороге в музей
До вечера оставалась уйма времени, и я не придумал ничего лучшего, чем лечь спать. Под шум непрестанного ливня это очень хорошо получалось.
Проснулся я, когда уже стемнело. Все так же бормотал за окном ливневый поток, журча в водосточных трубах. Городские огни дробились в дождевых каплях, вспыхивая то алмазными, то рубиновыми, то изумрудными искрами. Идти никуда не хотелось. Лежать бы вот так под одеялом, прислушиваясь к голосам ливня. Не думать ни о Тени, ни о Сверчках, ни о скилле, ни о чем другом, связанном с миром под немудреным названием Дождь… Почувствовав, что снова засыпаю, я сбросил с себя одеяло, рывком поднялся и сделал несколько упражнений. Взбодрившись, я привел себя в порядок и оделся.
На глаза попался черный телефонный аппарат.
На том конце провода долго не брали трубку. Наконец уверенный мужской голос ответил:
– Слушаю!
– Могу я поговорить с профессором Бруксом?
– С кем имею честь?
– Меня зовут Айрус, Сол Айрус.
– Чем могу быть полезен, господин Айрус?
– Я прочел о вашей гипотезе, профессор… Касательно судьбы протомашин… Весьма впечатляюще.
– Благодарю вас, сударь, – сухо отозвался Брукс, – но это довольно старая гипотеза… Сейчас я придерживаюсь несколько иных воззрений.
– Каких именно, если не секрет?
– А кто вы, собственно, такой, сударь?
Судя по голосу, профессор начал терять терпение.
– Частный коллекционер, – как можно беззаботней ответил я. – Интересуюсь артефактами. Порой попадаются любопытные экземпляры.
– Я рад за вас, сударь… но при чем здесь я?
– Как раз на днях мне попался один такой… э-э… экземпляр… Разумеется, я не специалист, но по некоторым признакам… В общем, на мой дилетантский взгляд, это может быть нечто ценное, но я не уверен…
– Если я правильно вас понял, господин Айрус, вы желаете получить консультацию.
– Весьма желательно, но смею ли я отвлекать вас от ученых занятий…
– Я готов вам уделить некоторое время, – заверил Брукс. – Назначайте время и место.
– Столь ценные приобретения я обычно храню в депозитарии, – веско ответил я. – Банк «Цой, Пай и сыновья». Отделение на Речной улице. Когда вы смогли бы осмотреть мое приобретение?
– Пожалуй, дня через два.
– Замечательно, профессор! Я вам еще позвоню.
– Договорились, господин Айрус.
Я положил трубку.
В тот момент я не был уверен, что поступаю правильно.
…Бар «Розовый Светонос» был полон. Гремела музыка. Лазерные лучи из двух «шланг-букетов», росших в деревянных кадках, пластали сизый сигарный дым. Обойдя танцующих, я пробрался к стойке и заказал пиво. Сделав первый глоток, я начал пристально разглядывать девушек. Здесь было немало девиц – накрашенные, испитые личики, нарочито громкий хохот, визг, пьяные слезы… Которая из них Бася – хрен разберешь.
Мне повезло. Задребезжала стеклянная дверь, с улицы вошла еще одна девушка. Она была вся в черном: туфли на каблуке-шпильке, чулки, короткое платье, шляпка с белой лентой, темные волосы и глаза. На бледном лице выделялись лишь полные губы, крашенные кармином. С первого взгляда я догадался, что это и есть Бася. Вкус Крогиуса мне был хорошо известен. Девушку сопровождал детина в черном же, тесном для его плечистой фигуры, костюме. Котелок лихо сдвинут на затылок. Усики-перышки топорщатся под сизым носом. Выпуклые глаза налиты беспричинной злобой.
Детина с треском сложил громадный зонт, окатив половину зала дождевой водой, и двинулся к барной стойке, бесцеремонно расталкивая посетителей. Перечить ему никто не посмел.
Это еще что за чудо в перьях? Телохранитель? Сутенер? Хахаль?
Ладно, разберемся…
Цокая каблучками, Бася следовала в кильватере детины.
Клиенты «Розового Светоноса» один за другим отваливали от стойки. Вскоре возле нее остались лишь упившийся бедолага, заснувший в блюде с креветками, и я. Кто-то потянул меня за рукав. Я оглянулся. За моей спиной стояла, пошатываясь, шатенка в мятом матросском костюмчике. На ее веснушчатом лице темнели дорожки поплывшей туши.
– Чего тебе? – бросил я.
– По… дем с… мной… кра… авчик, – пролепетала она. – А то… Шер… стень тебя раз… размажет…
– Это мы еще посмотрим, милашка.
Я сунул ей монетку. Девица пьяно улыбнулась, сделала книксен и тут же пропала. В этот момент с грохотом опрокинулся табурет. Пьянчужка, уснувший за стойкой, полетел на пол. Шерстень послал ему вслед блюдо с недоеденными креветками и повернулся ко мне.
– Вали отсюда, хлыщ! – просипел он. – Мы с Басей не любим общества.
Я не откликнулся. Тогда он вцепился короткими, жесткими пальцами мне в предплечье. Это он напрасно сделал. Номер с опрокидыванием табурета повторился, но на этот раз на пол полетел Шерстень. Девушки, которые никак не отреагировали на падение пьяницы, теперь завизжали как резаные. Все, кроме Баси. Она лишь с жадным интересом ждала продолжения.
Продолжение воспоследовало. Детина пружинисто вскочил. Рванулся ко мне. Я перешел в ускорение и лишь слегка отодвинулся вместе с табуретом. Шерстень всей массой врезался в стойку.