Заслон(Роман)

Антонова Любовь Владимировна

— Пойдем со мной, друже, — шепнул, обнимая Беркутова за плечи, адъютант, — мой патрон горит желанием познакомиться с тобой.

Чтобы скрыть охватившее его ликование, Беркутов взъерошил светлые кудри своего бывшего однокашника и спросил на ухо:

— Мед пить или биту быть, Игорек?

Городецкий не успел ответить. Генерал Сахаров шагнул им навстречу и, как равному, протянул Беркутову обе руки.

24

Тщательно выбритый, благоухающий и свежий, Гамов встречал гостей у садовой калитки, приветливо улыбаясь,

жал руки, проводил в гостиную. Когда все оказались в сборе, пригласил откушать:

— Прошу, господа, прошу… — гостеприимно возглашал он, распахивая дверь в прохладную, со спущенными жалюзи, столовую и пропуская вперед себя «цвет русского оружия». — Я рад, душевно рад, — приговаривал он, рассаживая вокруг большого овального стола офицеров.

— Не обессудьте, дорогие гости, китайского повара мы не держим: прихоть жены, она у меня брезглива, как кошка. Впрочем, по кухонной части она кое-что маракует, в этом вы сейчас убедитесь. — Усадив последнего гостя, Гамов подошел к ведущим во внутренние комнаты дверям, сложил руки рупором и крикнул: — Марина, Мариночка, где ты запропала, ау?!

Дверь распахнулась, и в ее проеме, как в раме, показалась экс-атаманша. Несмотря на жаркий день, она была в черном, наглухо застегнутом платье, с маленьким аметистовым кулоном на груди и бледной розой в высоко поднятых густых и тонких волосах.

— Моя супруга Марина Михайловна, — представил ее Гамов.

Марина молча улыбнулась, молча поклонилась. Лицо ее слегка порозовело, пухлые губы остались полуоткрытыми, за ними белели ровные зубы. Несмотря на перенесенные житейские передряги, Гамова казалась все еще молодой и привлекательной.

Гости вскочили и стали прикладываться к ручке. Первым после положившего начало этой церемонии Сахарова подлетел к Марине толстенький и коротконогий Сычев. Последним склонился перед нею тощий седой полковник Краевич. Глядя на него сверху вниз, Марина жалостливо, по-бабьи, подумала: «А этот куда? Сидел бы дома, качал бы внуков».

Марина села за стол и, улыбаясь все той лее немного смущенной и растерянной улыбкой, попросила «не побрезговать и отведать хлеба-соли». Гости приступили к закускам, расставленным вперемежку с винными бутылками и графинчиками разноцветных настоек.

Зернистая икра перекочевывала из двух фарфоровых бочоночков на тарелки. Сахаров взял полупрозрачный, истекающий жиром ломтик лососины. Сычев придвинул к нему маринованные груздочки и затейливый салат из крабов.

— Не правда ли, ваше превосходительство, все очень мило?

Сахаров благосклонно улыбнулся. Серебряные чарочки, до краев наполненные «Зейскими брызгами», звякнули, опустошились и стали на место.

— Чем бог послал, чем бог послал… — потирал руки радушный хозяин. — Черри-бренди, джип… все это чепуха, доложу я вам, господа!

— Можно подумать, что, живя в Сахаляне, вы теперь всему предпочитаете ханшин, — засмеялся Беркутов.

— О, нет, Донат Павлович! — улыбнулся ответно Гамов. — Вкусы мои остаются неизменными. Еще по стопочке горного дубнячка,

господа!

— Мне все равно. Веселие Руси есть пити, — блестя темными глазами, усмехнулся Беркутов, принимая очередную чарку.

— Наша дань матушке Рассее, — нарочито растянув последнее слово, поддержал его Сахаров. — Помянем ее добрым словом и на чужбине.

Он поднял рюмку и потянулся через стол к хозяину. Гамов вскочил и, расплескивая вино, бросился к нему по скользкому паркету.

Гости шутили и смеялись, хвалили равиоли из рябчика и осетрину в белом вине с шампиньонами и лимоном, пили за утраченную родину, за здоровье хозяйки и, быстро захмелев, просили туфельку.

Марина дать туфельку отказалась. Она чокалась со всеми и пригубливала рюмку, но пила мало.

— Скушно что-то, — сказала она громко. — Вы бы, молодые, песню какую, а?

— Браво, Марина Михайловна! — воскликнул Сычев. — Слышишь, Саша, нужно уважить даме, — обратился он к своему чернявому адъютанту Рифману. — Ну-ка, нашу застольную!

Рифман немного поломался и вдруг запел с бесшабашной удалью:

— Разольем, друзья, по жилам Золотую кровь Шампаньи…

Он повел пушистой бровью в сторону Беркутова и Городецкого, и они тут же подхватили:

Чтобы головы вскружило Безрассудностью желаний…

Гамов подмигнул жене. Марина вышла, и сразу внесли шампанское.

Сахаров не стал есть последнего блюда, потыкал вилкой и задумчиво катал зеленую горошину из гарнира.

«Скучает, — думал, поглядывая на него с опаской, Сычев. — Чем бы его развлечь? Эх, не догадались подсадить в беседку музыкантов!»

Гамов подливал себе вина, уже забывая о своих обязанностях хозяина. Обычно он пил мало, но его клонило в сон; он привык спать в это время и теперь искусственно возбуждал себя.

В квадратной столовой становилось душно. Жалюзи были подняты, и окна распахнуты в сад. Слабый ветерок колыхал плотные чесучовые шторы. Тускло поблескивал хрусталь. Грязным пятном возле каждого прибора выделялась на белой скатерти скомканная салфетка. Даже цветы в высоких и хрупких вазах поникли.

«Не нужно было смешивать ландыши и розы, — устало думала Марина. — Они убивают друг друга». — Ей нужно было пойти распорядиться, чтобы десерт подали на веранду, но лень было сдвинуться с места. Бойка- китайчонок спросил ее о чем-то. Марина, не расслышав, утвердительно кивнула головой. Внесли землянику со взбитыми сливками. Крупные, сочные ягоды в белоснежной пене. Все обрадовались, как дети.

Никто и не заметил, как в комнату бочком просунулся семилетний Мишенька. Смотреть со стороны — дитя как дитя. А он подкрался к столу, схватил лежавший с краю первый попавшийся кусок, запустил в него белые зубы, да вдруг шваркнул кусок об пол и завыл дурным голосом: