Заставь богов смеяться
Шрифт:
— Даже если так! — упрямо заявил Хайек, которого Эмили и самой захотелось стукнуть битой по башке, чтобы тот начал соображать лучше. — Это могла быть пьяная драка! Не обязательно в этом замешаны шарки…
— Вот утром и решим! — отрезала Бронски. — За девочкой давно приехали, ты хочешь, чтобы у нас были проблемы с администрацией? Мы обязаны ее отпустить и предоставить охрану на тот случай, если в деле все же замешана эта группировка…
Эмили не нравилась мрачная Бронски, с ее слишком явной, в чем-то фальшивой заботой, но она была рада, что, наконец, отправится домой. Тогда она еще не
***
Аквалангисты все же нашли биту, и Эмили затаскали по допросам. Показания просили повторить вновь и вновь, и теперь, разбуди ее ночью, она могла протараторить их, ни разу не сбившись. Ей подсовывали фотографии и фотороботы возможных убийц. А когда она, наконец, узнала на одном из них убийцу, устроили опознание по всем правилам. Разместив убийцу за стеклом вместе с еще десятью похожими мужчинами, у Эмили потребовали безошибочно указать именно на него. Борясь с дурнотой, страшными воспоминаниями и дрожащими коленками она снова и снова указывала на найденного убийцу, узнавая его одного среди десятка других претендентов. После четвертого такого эксперимента даже Хайек сник, признавая, что «память на лица у девчонки отменная».
Когда убийцу прижали к стенке, тот не отпирался: сразу сознался в убийстве, но с оговоркой — Элиана он убил за карточные долги, шарки тут ни при чем.
И снова Эмили упрямо повторяла свои слова, стремясь донести правду и до остальных.
В какой-то момент она не выдержала и расплакалась прямо в кабинете у следователей.
— Почему вы мне не верите? — Рыдания душили и приходилось дышать часто-часто, чтобы унять их.
— О, Боги! — взвыл Хайек. И без того тощий, как спичка, он похудел еще на пару килограмм. Его осунувшимся лицом с запавшими, как у рыбы, глазами, можно было пугать маленьких детей. — Ты что, действительно не понимаешь, какую бучу подняла?
— Остынь, — бросила Бронски и протянула ей упаковку бумажных платочков. — Не реви, детка. Раз уж решила заварить эту кашу, то придется самой и расхлебывать.
Эмили громко высморкалась и подняла глаза на пышную блондинку, которую теперь видела чаще, чем собственных преподавателей.
— Ладно, давай я объясню, — со вздохом решила Бронски и язвительно добавила: — Пока мальчики бьются головой в истерике, нам, девочкам, придется найти выход…
Изредка сбиваясь то на иронию, то на сочувствие она рассказала, что шарки — это группировка браконьеров. Достаточно сильная организация, которую вот уже несколько лет пасут федералы, но никого крупнее мелкой сошки прижать еще не получилось. В основном специализировались шарки на акулах, которых и без того становилось все меньше, но не брезговали и занесенными в охранный реестр китами и дельфинами… На черном рынке плавники таких рыб ценились необычайно высоко.
— Если ты скажешь, что ошиблась и ничего не слышала насчет шарки, убийцу все равно посадят. Ты еще мала, тебе невозможно вменить дачу ложных показаний. Ты уедешь домой и забудешь все это, как страшный сон…
Эмили молчала, ожидая продолжения. В руках она комкала изодранный в клочья бумажный платок.
— Если же ты начнешь упорствовать и настаивать на версии с шарки, то убийцу
— Почему? — тихо спросила Эмили, не поднимая глаз от платка.
— У шарки длинные руки. Ты уверена, что они не захотят отомстить девчонке, так нагло влезшей в их планы?
В кабинете повисло молчание. Эмили чувствовала, как ее лоб, склоненный к крышке стола, сверлят две пары глаз — и Хайек, и Бронски с тревогой ждали ответа.
— Если я промолчу про шарки, то…
— Спокойно уедешь домой, — довольно подтвердила Бронски, а Хайек за ее спиной выдохнул с облегчением.
— Нет, я не о том, — нахмурилась Эмили. Покрасневшие глаза болезненно чесались, и она потерла их ладонью. — Если я смолчу про них, то этот человек… Элиан… Элиан Смит! Он погибнет как карточный игрок? Все будут думать, что он шулер и поэтому его убили, верно?
Эмили резко вскинула глаза и успела заметить, как побледнела Бронски.
— Ну… Ты драматизируешь… Но в общих чертах…
— Его убили шарки, — упрямо повторила Эмили и сжала кулаки так, что костяшки пальцев побелели. — Я буду повторять это снова и снова, пока…
— Да поняли мы, — поморщился Хайек, возникая рядом и жестом заставляя замолчать. — Завтра сюда приедут федералы, вот им и повторишь. Но помни, мы тебя предупреждали… Ты сама влезла в это дерьмо.
***
С приездом федералов психологическое давление прекратилось, но Эмили все равно с ужасом ждала суда, который должен был состояться так поспешно — всего через месяц после убийства. Пройдя через многочисленные допросы, она морально готовилась к тому, что и суд станет для нее тяжелым испытанием, но ошиблась — все прошло легко, как по маслу. Лишь однажды она сбилась с мысли, когда заметила в зале Патрика. Его ошарашенный, полный боли, гнева и недоверия взгляд резанул, как бритвой.
Патрик больше не улыбался. И от этого становилось страшно.
Рядом с ним Эмили разглядела и незнакомую невысокую женщину, в чьих темно-каштановых кудрях поблескивала преждевременная седина, и молчаливого темноволосого мальчика, немного старше ее, Эмили, очень похожего на Патрика.
«Брат»
Она уверилась в своей догадке, заметив, как Патрик сжимает ладонь мальчика.
Но настоящий шок она испытала, когда ее друга вызвали в качестве свидетеля со стороны защиты.
Сухо брошенная адвокатом фраза: «Патрик Смит — сын жертвы», заставила начать задыхаться и делать жадные вдохи, открытым ртом ловя воздух. Перед глазами расцвели яркие круги, и ей пришлось попросить воды, чтобы прийти в себя.
Убийцу осудили на пятнадцать лет, и Эмили с облегчением вышла из душного зала суда. Ее сразу же поймала под руку одна из женщин-полицейских — сегодня им обеим предстояло лететь в штат Колорадо с вынужденной пересадкой в Нью-Йорке — прямых рейсов не было. Правоохранительные органы решили, что Эмили небезопасно и дальше оставаться в Сильвер-Бей, да и не имело особого смысла — до окончания летних каникул оставался месяц.
— Эмили! Эмили Бриг!
Она вздрогнула. Проведенное в участке время научило, что если тебя называют полным именем, то ничего хорошего не жди.