Заставь дурака Богу молиться
Шрифт:
— А… что такое? — осторожно поинтересовалась я.
— Да брось, ты же там была. Какую-то девицу пристукнули.
— Ну…
— Ритка, не томи! Хочешь, я тебе еще пива куплю?
— Да не надо, я и сама в состоянии.
Я задумалась о причинах такой щедрости. Как правило, мы платили каждый сам за себя, разве что у кого появлялись совсем уж шальные деньги, провоцирующие на купеческое «я угощаю».
— Ритка, не спи! — Лидуся дернула меня за рукав.
— Чего ты от меня-то хочешь?
— Когда ее?.. это?..
Невероятно! Лидуся
— В пятницу вечером, — сообщая это, я не выдавала никакой тайны, так что совесть и не ворохнулась.
— Вот …!
Лидуся обильно пересыпала свою речь словами, которые, по выражению одного авторитетного источника, «мужчины используют для связи слов в предложениях». Лидуся использовала их для украшения. Придется, однако, хоть и жаль, обойтись без стилистических изысков — бумага, что бы там ни говорили, терпит не все.
— А в чем дело-то?
— Да я ж тебе говорю — это ж та девица, — собственно, Лидуся назвала девушку Свету немного по-другому, но это невоспроизводимо, — она же с Витькой моим весь последний год путалась. Всю плешь мне проела!
Никакой плеши на лидусиной голове не наблюдалась. Ну, не копна, конечно, но очень приличные волосы. Стрижка, по-моему, свежая.
— Так это ты, что ли, постаралась? — не очень тактично пошутила я.
Лидуся ответила на полном серьезе:
— Не. Хотела только. Сколько раз руки чесались подстеречь и по темечку приласкать. Дрянь подзаборная! Запросто можно было подстеречь. Ты чего на меня так смотришь? — вдруг спросила она без всякой паузы и даже почти с той же интонацией. — Глаз, что ли потек?
Я вспоминала старый анекдот: «Не бывает такой животной!» Ну, правда, Лидуси просто не может быть. Однако вот, сидит рядом со мной, полезла в сумочку за зеркальцем, проверила состояние макияжа… Честное слово, я не знаю как с «этим» разговаривать, не знаю, не умею, не могу!
— И чего же не подстерегла?
— Ты серьезно? — удивилась Лидуся.
— Сама говоришь — хотела.
— Я чего, совсем ненормальная? Убьешь мокрицу, — Лидуся и тут употребила другой термин, один из самых общеизвестных. — а сядешь, как за человека. Мне это надо? Витька, кобель, все равно другую найдет. Гад, да? Меня на цепи держит, не поздоровайся ни с кем, а сам… Да ладно, все мужики одинаковые, пусть он телок каждую неделю меняет, от нас все равно никуда не денется, ты не подумай, он же пацанов как ненормальный любит… Но когда целый год, мало ли что, правда?
Между прочим, кошки — милые, пушистые и вообще очаровательнейшие создания — тоже живут на уровне инстинктов и обстоятельств. Как фишка ляжет и гены скажут.
— Действительно, мало ли что, — согласилась я.
— Так я чего хотела, — продолжала Лидуся. — Она ведь у меня была как раз в пятницу.
— Да ты что?! — очень правдоподобно изумилась я.
— И… может, ты сама там как-нибудь расскажешь, ну, этому своему, майору. А то мне неудобно, если Витьке какая вожжа заскочит, он знаешь, как может разукрасить?
Я знала. Приходилось
И — знаете? Иногда мне думается, что если бы мы все были похожи на Лидусю, то бытовые проблемы — ну там, преступность, рост цен, безработица — решались бы куда оперативнее. И главное — мы все были бы куда счастливее.
— Погодь, Лид. Что там рассказывать-то? Ну, была она у тебя и была. Вы вообще-то с ней знакомы были?
— Да нет же! В морду я, ее, конечно, видела, а так не знакомы. А тут заявляется. Прямо домой. Ну не могу же я человека с лестницы спустить, если он ко мне в гости пришел, правда? И дверь захлопывать нехорошо. И вообще — надо же сначала узнать, зачем приперлась.
Вот в этом — вся Лидуся. Она действительно не способна захлопнуть дверь даже перед носом злейшего врага — если бы у нее когда-нибудь были враги. Раз пришел, значит, гость. А с другой стороны — «надо же узнать, зачем».
— И зачем?
— Я, говорит, Лида, перед тобой так виновата, так виновата. И сразу на «ты», нахалка такая! Хотя, — Лидуся сморщилась, — какое «вы», если мой Витька с ней… — Лидуся фыркнула так, что из стакана веером взлетели пивные брызги.
— Да что ты говоришь?! — удивилась я согласно роли сочувствующей слушательницы.
— Ну! Так виновата, говорит, ты меня прости. Представляешь?! Я прям упала. Ты, говорит, зла на меня не держи, я замуж выхожу, не хочу, чтобы кто-то вслед плевал. Вот дура-то! — Лидуся немного помолчала и возразила сама себе. — Правда, это бывает. Иной раз так вслед проклянут, что всю жизнь посуду бить будешь. Вот и пришла мириться, значит. Бутылку принесла, конфеты. Не гнать же. Посидели, выпили.
— Как она выглядела?
— Да обыкновенно. Макияж, конечно, как из витрины. Моделька, …! — Лидуся завершила формулу популярным «русским неопределенным артиклем». — Платье, босоножки, сумочка, конфеты и бутылка в пакете, пакет, если надо, до сих пор дома валяется. Конфеты дети съели. Сперва бледная какая-то была, хоть и намазанная, после второй рюмки развеселилась, уходила совсем уже довольная.
— Много выпили?
— Да рюмки по три, что ли. Пузырь не допили, Витька вечером приговорил. Мне в парикмахерскую надо было, чё рассиживаться?
Помнится, Ильин говорил что-то про содержание алкоголя в крови. Сколько-то там промилле. В переводе на русский язык — грамм сто пятьдесят водочки Света употребила, максимум двести. Сходится.
— Ну, ты им все расскажешь, да? — она постучала меня в плечо. — Сама, ладно? И не говори про меня, чтобы не таскали, договорились? — убийство или нет, но Лидуся не потеряла ни грамма своей практичности. Интересно, как она это себе представляет — расскажи все, но «про меня» не говори. Ну что ж, оставался всего один нужный вопрос.