Заставь дурака Богу молиться
Шрифт:
— Понятно. Еще вопрос можно?
— Да хоть десять, — радостно отозвался добрый мальчик.
Мне показалось, что в трубке слышны отголоски очередного праздника жизни. Когда же это юное дарование свой сельский материал отписывать собирается? Впрочем, сдается он всегда вовремя, так что это не мои проблемы.
— Нет, десять пока не нужно, только один и отстану. Представь, что ты находишься на задворках кинотеатра «Старт».
— Представил, — бодро сообщил Поль.
— На машине.
— Тоже представил.
— Сколько тебе потребуется времени, чтобы добраться — лучше дворами — до Крытого рынка?
Он —
— Смотря какое время суток. В шесть утра или ночью — минут пять. Днем, возможно, и все пятнадцать.
— Около пяти часов дня, а?
— Плохое время. Самое плохое, — повторил Поль. — Пробки. Минут десять, а то и двадцать. До Городского, Губернского или Большого Оптового — дольше, соответственно, раза в три, в пять. Это, конечно, если тебя никто не запер, ну, поперек дороги не встал.
— Класс! Спасибо, солнышко, ты мне очень помог!
— Да всегда пожалуйста! — жизнерадостно сообщил «независимый эксперт». — Может, в гости зайдешь? У нас весело.
Я поблагодарила за приглашение и отключилась.
Не меньше десяти минут в одну сторону, говорите? Значит, недолгое отсутствие Ланкиного возлюбленного к девушке Свете отношения не имеет. Времени у возлюбленного было только-только, чтобы добраться до рынка, купить арбузы и вернуться. А Ланка, небось, психует именно из-за этого «пробела в биографии» — а вдруг?..
Но какие уж тут «вдруг» с нашими дорогами. В чем, в чем, а в этом Полю можно довериться. И, кстати, на «тойоте» будет еще дольше, чем на пашкиной «кисоньке». «Кисонька» в любую дырку проскочит, а «тойота» не в любую.
Плохо, что медики так расплывчато срок обозначают. Умерла в семь-восемь, а отраву могла выпить и в четыре, и непосредственно перед смертью. Э-эх!
Идеальный подозреваемый — Лидуся. Правда, непонятно, за каким дьяволом Света от нее в студию потащилась. Зато все остальное сходится: и мотив, и возможность.
Лишь одно смущает — да способен ли человек на такой идиотизм? Вот так, запросто, отравить гостью за собственным столом и считать, что никто ничего не заподозрит.
Хотя… Если ты вдруг кого-то убил, надо вести себя именно так: тупо, глупо, топорно. Беспроигрышный вариант. Все, естественно, решат, что не бывает таких идиотов, и ты весь в шоколаде. А у Лидуси — инстинкт, черт бы ее побрал. По моему впечатлению она говорила правду, только правду и ничего, кроме правды. Но это мое впечатление. Как ни крути, Лидуся могла Свету убить. И вопрос «зачем?» тут даже не возникает. Мотив размером со слона. И возможность такая же.
Бенедикт внимательно выслушал мои рассуждения и одобрительно повел усами. Лидусина кандидатура его явно устраивала. Возможно, по той причине, что когда Лидуся единственный раз за все время нашего знакомства посетила мои пенаты, а Бенедикт выглянул, дабы оценить гостью — она завопила, как три пожарные сирены сразу. Бенедикт тогда очень обиделся и весь вечер даже усика не высовывал.
Разобравшись с Лидусей, я вцепилась в ее мужа. Мысленно, конечно. Виктор — мужик простой, как грабли. Зачем ему убивать? Ну пусть любовница, пусть даже беременная — и что? Будь он, к примеру, губернатором, тогда страх перед отрицательным паблисити мог бы и на убийство сподвигнуть. А ему-то что? И в
Нет, это не аргумент. В студию Света могла отправиться по совершенно посторонней причине. А накормить ее отравой мог кто угодно до того. Лишь бы по времени получалось. Любой, кто виделся с ней с четырех до шести в ту пятницу. Например, милая подружка Натали. Помню-помню, у нее в пять курсы, а до того Света была у Лидуси. Но, во-первых, это Натали говорит, что в пять курсы, — могла ведь и опоздать? — а, во-вторых, во сколько Света к Лидусе явилась? Ушла-то без пяти пять, а вот во сколько пришла?
Ни Виктор, ни Натали у Бенедикта восторга не вызвали. Он с некоторым сомнением фыркнул — если, конечно, тараканы вообще фыркают, хотя выглядело это именно так — и уткнулся в кофейную лужицу.
Ланкин ненаглядный Казанцев? Был со Светой знаком, даже жаловался на липучесть. Мотив — пальчики оближешь. Семейка его жены — семейка та еще. Однако, денежная и со связями. Малейшая тень подозрения на что-то неприличное — и лети, Максим Ильич, и из бизнеса, и из политики. И студию «очистить» от посторонних он мог, и ключики добыть. Вот только воспользоваться этим — ежели Ланка не врет — у него времени не было. За полчаса невозможно доехать от Ланкиного дома до Дворца и вернуться. А в промежутке еще надо успеть убить… Нет, в студию он не успевал. Правда, мог встретиться со Светой по дороге на рынок, выпить по стопочке, и — гуд бай, май лав, гуд бай. Нельзя Казанцева со счетов скидывать.
Бенедикт согласился. Хотя и несколько лениво. Может, ему просто жарко?
Лариса Михайловна. Ну, тут просто праздник души, именины сердца. И возможности, и мотивы — только выбирай. Даже если «жених» и не посматривал налево — моему неискушенному взгляду показалось, что он на свою избранницу только что не молится, влюблен и доволен — тем не менее, остается шикарный мотив «сокрытие порочащих сведений». Что, если Лариса свет Михайловна сидела в студии, подчищая следы своих — не очень-то законных — манипуляций, а девушка Света явилась права качать и увидела то, чего видеть был никто не должен? Конечно, Лариса Михайловна не очень-то похожа на убийцу. Но, с другой стороны, кто бывает похож? Тут все зависит от того, что ей, как бухгалтеру, грозило в случае выведения на чистую воду. Если уголовное, ОБЭП, да «в особо крупных» — тут и убьешь, пожалуй.
Мои рассуждения о бухгалтерских возможностях вызвали у Бенедикта приступ буйной активности: он потыкался по углам, сделал по столу три круга с видом призового скакуна, нашел какую-то крошку и яростно поволок ее к себе домой.
Секретарша Оленька…
Должно быть, я сказала это вслух. Бенедикт, как ошпаренный, выскочил из своего убежища — не то доел уворованную крошку, не то спрятал ее в закрома — и начал карабкаться вверх с явным намерением «покорить» чайник. Никогда он этого раньше не делал, и не пытался даже, зная, что безнадежно — чайник слишком гладкий. И сейчас его броски достигали максимум пяти сантиметров от уровня стола, затем он или соскальзывал или прямо шлепался вниз. Тут уж мне пришлось с Бенедиктом согласиться: действительно, Оленька — это абсолютная глупость. Но, с другой стороны, все обстоятельства — не что иное, как верх кретинизма. Значит, и объяснения должны быть столь же идиотскими. Так?