Заставлю тебя полюбить
Шрифт:
Я прикрыла глаза, вспоминая:
— Завтра рано вставать на самолет. Если проспим, не улетим еще месяц, а это опасно… — рассказывала подруга, когда за ее спиной появились убийцы.
— Диана! Диана!!! — я позвала ее.
Диана распахнула глаза, но было поздно: ее схватили за ногу и протащили по кровати. С ее ушей слетели наушники, подруга закричала.
— Диана, кто это?! Диана!
Тогда
Нет, она выжила, конечно.
Но мы больше не виделись. Никогда. Я не знала, что произошло после — убийцы выстрелили в ее экран, и трансляция прервалась.
Мы тогда с родителями сразу вызвали полицию, а когда прибежали к ним в дом, в нем было пусто. Только дядя Альберт — отец Дианы лежал на полу. Неживой.
Наша семья стала единственными свидетелями случившегося.
Чуть позже, когда полиция брала у меня показания, я услышала их разговоры между собой. Полицейские сказали, что в комнате Дианы обнаружили еще один труп, это был один из нападавших. Сама Диана и ее мать бесследно пропали.
Я составила портрет тех, кого видела лично, и их подали в розыск.
Я хотела, чтобы виновных наказали, а Диану с ее мамой непременно нашли.
Я ничего плохого не хотела — лишь помочь им.
А потом они пришли за нами.
Давид был их предводителем, он схватил меня первым и сказал:
— Свидетелей надо убрать. Да, красивая?
Вот Давид и убрал. И вчера он мне в этом сам признался.
После приземления Давид посадил меня в машину и приказал своим людям везти нас домой.
К нему домой.
В ту берлогу, где я выстрелила в него и где были слишком свежи воспоминания. Я молила его об обратном — даже о тюрьме, но Давид лишь качал головой и с жуткой, холодной улыбкой называл меня своей наивной девочкой.
— Поспи, — говорил он.
Давид усыплял меня везде, лишь бы не противилась.
— Приехали.
Я выбралась из автомобиля в сонном состоянии.
В Москве светало, а под ногами было сыро — в этом городе всю ночь лил дождь и успокоился лишь под утро, к нашему прилету.
— Пошли.
Ладонь Давида подтолкнула к знакомым апартаментам. Я засунула руки в карманы пальто, следуя коротким указаниям.
Когда мы остановились перед знакомой дверью, я оглянулась: сзади, пугая своим видом, за нами следовала охрана. Та самая, которую для Давида назначил Роман. Даже в самолете я была под их наблюдением, и вот опять.
Я проснулась окончательно, когда Давид притеснил меня к стенке. Другой рукой он искал в кармане ключи.
— Подопрешь дверь стулом? Прикуешь наручниками к батарее? Что ты хочешь от меня?
Давид был так близко, что стало страшно от его вседозволенности.
— Хуже, Жасмин. Ты слишком добра к себе.
Давид пригладил мои волосы — играючи, не спеша. Будто он вовсе не
Но правда была куда ироничнее: Давид боялся меня.
И это его злило.
— Пожалуйста, — попросила в последний раз.
Я захныкала почти как ребенок.
А он втолкнул меня в квартиру.
Здесь все было иначе: вещи лежали на других местах как после ремонта, и еще в квартире было чисто. Женская рука побывала здесь в наше отсутствие, и квартира приобрела опрятный вид.
Словно здесь не живет самый жестокий человек в мире.
— Ты будешь здесь, — отрезал Давид.
Мне досталась небольшая комната. Другая — не та, в которой мы провели нашу единственную ночь и в которой же я его убила.
Я заметила в руках Давида ключи, а на двери снаружи — замок.
Пазл сложился.
Меня бросило в дрожь.
— Ты запрешь меня здесь? Как пленницу?
— Я должен уехать. По работе.
Я покачала головой: Давид не по работе уезжает.
Он поедет по следам Доменика. Давид предрешил судьбу своего врага.
От этой мысли сильно вспотели ладони. Давид не подходил ко мне — держался на расстоянии. То ли в целях безопасности, то ли, вспомнив нашу горячую ночь, боялся притронуться ко мне, чтобы не сорваться.
Он ведь для этого меня себе оставил.
Не вернул Доменику.
Не сдал властям.
А себе оставил… чтобы поразвлечься со мной в постели месяц или три. Он даже знать не знает ту девочку, которую хоронили вместе с ее семьей.
— Ключи есть только у меня, — прохрипел Давид низко, — мои люди будут охранять квартиру снаружи. К тебе и близко никто не подойдет.
— Здесь есть прослушка, — догадалась я, — или камеры. Я права?
— Мне это не нужно, — Давид скривил губы, — не занимался такой херней и не буду.
Давид был честен. Он играл прямо, не мухлевал.
Хлопок двери.
Поворот ключа.
Я слишком поздно бросилась к выходу из собственной тюрьмы.
— Ты не имеешь права! Выпусти меня!
Когда я осталась одна, сердце понеслось вскачь. Я закричала и сильно ударила по двери.
— Давид! Давид!
Я дергала ручку, звала на помощь, била ладонями по двери, но в итоге осталась без сил.
— Ненавижу тебя, Давид! — простонала изо всех сил.
Усевшись на пол, я огляделась.
В комнате была кровать, холодильник и шкаф со столом. На единственном окне, конечно, решетки, а этаж выше десятого.
Здесь была даже еда на случай, если Давид не объявится дольше, чем через сутки.
Сердце сделало удар: он ушел по следам Доменика.
Значит, Давид просчитал вариант на случай, если он не вернется. Возможно, ключи есть еще у кого-то — например, у Алероева.
Я облазила всю комнату и обыскала все вещи и каждую полку, но не нашла ничего: ни камер, ни прослушки.