Заставлю тебя полюбить
Шрифт:
Сердце затрепыхалось в груди — оно забилось так сильно, аж до боли, когда Давид замахнулся.
Я видела перстень на его пальце — он тяжелый, увесистый. Если Давид ударит, мне несдобровать.
Я зажмурилась и приготовилась к пощечине… одну ведь уже получала. Немного знаю уровень боли, немного готова.
Секунда, две, три.
Я долго ждала.
Но боли не последовало. Давид не обидел меня… не оскорбил.
— Сука… — выдохнул тяжело, прерывисто.
Я открыла глаза и напоролась
Он думал о страшном.
— Он тебя бил?
— Один раз, — я не стала скрывать.
— У вас что-то было? Если он тебя трогал, я все равно узнаю, — пригрозил Давид, — говори правду.
— Конечно, нет…
Зверя это не успокоило.
Давид сжал меня за талию и предупредил:
— Он урод, Жасмин. Во всем мире есть только два человека, которые способны на черную жесть. И я знаю обоих.
— А ты… чем ты лучше?
Я не заметила. Не заметила, как Давид помрачнел.
Как мелкая дрожь пробила его пальцы рук, которыми он касался меня.
— Не смей сравнивать нас.
Я кивнула и подчинилась.
Если жить хочу — больше не посмею. Признаться в любви другому, а затем сравнить их обоих — это почти самоубийство.
— Что между вами произошло? Почему Монарх хочет тебя убить?
Я прильнула к груди Давида, затаив дыхание, ненароком задела жесткие пуговицы на его сорочке и почувствовала, как провалилось его дыхание.
Давид все еще сладко реагировал на мои ласки.
Ненавидел, но хотел.
— Монарх — это даже не прозвище, Жасмин, — зверь дышал прерывисто, — он лгал тебе. Этот ублюдок имеет другое прозвище.
— Имя тоже? Расскажи мне, кто он такой.
Я нырнула пальчиками под лацканы пиджака, пригладив приятную ткань. А затем подняла глаза и медленно провела ладонями по напряженной груди.
Мне хотелось успокоить зверя, приласкать…
Мне хотелось узнать больше о моем Монархе.
И когда Давид это понял, он с силой опустил моего руки, запрещая касаться его.
— Довольно, девочка. Ты больше никогда его не увидишь. Я сотру память о нем из твоего сердца.
— Значит, все-таки убьешь меня? — я иронично усмехнулась.
И тихо вскрикнула. Давид обхватил мои запястья и дернул на себя.
Оказавшись вблизи, я посмотрела на его губы — они умели иронично изгибаться, насмешливо смеяться и искажаться в зверином оскале. Но при каждой эмоции они оставались чувственными.
С таким мужчиной каждая хочет целоваться… почему Давид выбрал меня?
Я выстрелила в его сердце, обосновала это любовью к другому, но Давид по-прежнему выбирает меня. Хочет меня. Забирает с собой в Москву и даже не отдал меня псам
— За что ты мне далась?
В его словах — горечь.
Я прильнула к стальной груди, уткнулась носом в жесткую шею и вдохнула его запах.
Я других мужчин не знала.
Не знала, как пахнут другие… я только Давидом дышала.
— В чем проблема быть обычной женщиной, Жасмин?
Я поцеловала его в шею — туда, где лихо билась жилка. Давид тяжело сглотнул, кадык дернулся, а глаза повязли во тьме.
В ответ на мои поцелуи Давид крепче вжал меня в стену.
Он наказывал меня за лживые ласки.
— Даже в эту гребаную минуту ты лезешь в мои штаны, чтобы выцепить пушку! Я бы дал тебе все, сука. Дал бы больше, чем мог дать он.
— Проблема в том, — я облизнула враз пересохшие губы, — что нормальная тебя бы не заинтересовала.
Меня спас звонок.
Давиду позвонили сообщить, что Роман разбился на машине. Фура превратила его седан в груду металла. Скорость была огромная, шансы на выживание — заведомо стремились к нулю.
Это произошло на трассе, ведущей к кладбищу.
От многочисленных повреждений Роман скончался на месте.
Я похолодела: кто мог подстроить аварию?
— Для меня это тоже новость. Поверь мне, Давид, — попросила я.
Он покачал головой — в стечение обстоятельств никто из нас не верил. За нами явно наблюдали.
— Ты потеряла мое доверие, Жасмин.
Я кивнула: это было ясно по охране, караулившей меня за дверью. Я теперь под присмотром, и все события — на моей совести.
— Почему ты не сдашь меня властям? Больше нечего скрывать: я не буду с тобой. Для чего я нужна тебе?
— Со мной ты будешь, Жасмин. И ни с кем больше. И уж тем более, — Давид скривился, — ты не будешь с ним.
— Ты не посмеешь…
— Что именно? Не посмею отдать тебя чужому женатому мужику?
Он толкнул меня в сторону кровати. Перечить было страшно, поэтому я не сопротивлялась и послушно села. Вокруг кровати были только щепки от старой мебели.
— У меня месячные. Первый день…
— Я не собираюсь тебя трогать.
Давид подошел близко и обхватил пальцами мое лицо. Я дернулась, и челюсть свело болью. Пальцы держали крепко.
На глаза навернулись слезы: я стала пленницей.
— Так, что я не посмею, Жасмин? Не посмею оставить тебя себе? И главное: кто за тебя вступится?
— Ты же понимаешь, что я не по любви спала с тобой?
— Вполне.
— Каждый раз трахая меня, ты будешь ждать удара в спину.
— Как сладко ты произносишь пошлые словечки, — Давид хрипло рассмеялся, — это возбуждает.