Заставлю тебя полюбить

Асхадова Амина

Давид был зол и еще немного возбужден. Это просто безумие. Он хочет увезти меня обратно? Для чего?

— Здесь мой дом. Я не вернусь в Москву.

— Отныне твой дом там, где я.

Я не сопротивлялась. Сейчас не лучшее время, чтобы перечить мужчине, в которого я стреляла.

Давид стоял близко-близко и напряженно перебирал мои пряди — одну за другой. Позже я поняла, что это был не нежности жест, а обычный обыск. Давид сбросил мою одежду, а теперь искал жучки в моих волосах.

А когда не нашел,

то с удовольствием впился в мои губы несладким поцелуем.

Ожесточенно.

Дико.

Жадно.

Как он это умел.

Меня откинуло к стене, и я тихо простонала. Затылок прожгла адская боль, и губы… губы горели огнем.

— Мм…

Давид этим поцелуем будто не наказать меня хотел, а убить. Он вроде и рад прикончить меня, но в то же время Давид нуждался во мне.

В моем теле, в моих ласках… в моей ненависти к нему.

Давид подсел на опасность, которую я излучала для него.

— Жасмин, Жасмин… ты же моя чувственная.

Запах никотина разъедал легкие. Давид много курил, как и в ту ночь, когда мы собирались опоить друг друга вином и заняться любовью еще раз.

Я задыхалась, но поцелуй не прерывала. Напротив: зарылась пальцами в его жесткие волосы и очертила тот самый шрам на его затылке.

Шрам настоящий.

Давид настоящий.

Я боялась в это верить, потому что уже успела измучиться муками совести. Я нахлебалась этим сполна и не представляла, как жить дальше после совершенного деяния.

А теперь Давид берет меня у стены в номере какой-то захудалой гостиницы и обещает устроить ад.

Какой же может быть ад, если он живой, а я не убийца?

Хуже ада совести нет. Наивный…

— Жарко… очень жарко, — я захныкала и, будучи в дурмане, откинула голову назад.

— Скоро, — пообещал он.

Давид пообещал скоро трахнуть меня.

Он спустился к шее и поцеловал каждый сантиметр кожи. Его ладонь неласково легла на левую грудь и помяла ее. Голова закружилась, когда он прижался к моему животу выпуклой ширинкой.

Давид томил меня, мучил, нарочно распалял на страсть и что-то выпрашивал про ту ночь убийства…

Но я была без сил и желала только одного: не изнывать от жажды и получить свою разрядку. Я едва стояла на ногах, когда поняла: это и была его цель. Давид хотел сломить меня, сделать зависимой от порока.

И он это сделал.

В ту московскую ночь Давид слепил из меня идеальную женщину, он показал, от каких ласк можно возбуждаться, но самое страшное то, что он знал все эти ласки.

И пользовался ими в момент моей слабости.

Я простонала ему в губы что-то нечленораздельное, и Давид хрипло, низко рассмеялся. Он считал, что победил, хотя не вытащил из меня ни единой информации.

— Ты мне снишься. Приходишь во снах, чтобы помучить меня. Правда?

Я искала зацепку, чтобы отключиться от реальности.

И

когда я полностью убедилась в своей правде, Давид взял меня в излюбленной позе.

Он подхватил правую ногу под колено, распахнул меня для себя и прижался ко мне бедрами. Горячее дыхание ворвалось внутрь моего рта.

Когда его член проскользнул внутрь, я не выдержала.

Вскрикнула, царапая его плечи ногтями, и повисла на его бедрах, лишаясь опоры под ногами.

— Боже, боже…

Голова закружилась. От его поцелуев, от ласк. От положения, в котором Давид мог войти в меня глубже. Я помогала ему сделать это…

Я извивалась у стены, постанывала и даже плакала в надежде получить больше, чем просто секс. Я хотела немного любви…

Но Давид врывался в меня жадно.

Каждым движением бедер он вколачивал меня в холодный бетон, и я вспомнила, что прикована. Наручники за спиной бились об стену, издавая двусмысленные звуки, но в этот миг нам было все равно, что подумают другие.

Все закончилось слишком быстро.

Наваждение сменилось разочарованием, низ живота болезненно заныл, не получив удовлетворения.

Давид напомнил мне, кто мы друг другу. Он уткнулся ртом мне в шею, сделал несколько финальных движений и кончил.

Без нежности.

Без любви.

Без обещаний в защите. Я их не заслуживала больше.

В холодных глазах Давида еще оставался огонь, желание, но он решил проучить меня.

Я прикусила губу, не выказывая своего разочарования. А когда Давид отпустил меня, я рухнула на колени без сил. Между бедрами было очень влажно.

— Когда придешь в себя, приготовь ответ на каждый мой вопрос. Поняла?

Я незаметно вытерла мокрые щеки. Я плакала, извиваясь в его объятиях… Вот, как сильно это тело привыкло к своему жестокому первому мужчине.

Ненавижу.

Это была ежесекундная прихоть. Утирая слезы, я пообещала себе, что этого больше не повторится.

В конце концов, Давид не единственный мужчина на Земле. У меня будет другой… Он полюбит меня и на нем не будет клейма убийцы моих родителей.

Я подняла глаза. Давид закурил и небрежно глянул на меня сверху вниз. Удерживая сигарету между плотно сведенных губ, он застегнул ширинку и натянул ремень на бедра.

— Вставай, моя. Будет еще любовь, — сказал Давид, поднимая меня с пола.

Сердце билось гулко.

Давид расстегнул с меня наручники и даже помог переодеться в сухую одежду — это была бежевая рубаха и такие же хлопковые штаны. Белье было не предусмотрено.

Когда Давид переодел мое ослабевшее тело, в номер вошли двое в черной форме. Один из них остался стоять на входе, а другой встал охранять дверь, которую я здесь не заметила.

— За той дверью моя комната. Ты не можешь туда входить. Поняла, Жасмин?